Я хотела сказать, что уже сдалась, что готова ползти, умоляя его прекратить эти муки. Но мое горло было будто набито песком. Мои глаза опухли и закрылись от слез. Тело больше не было подвластно мне, и я не могла даже шевельнуться, чтобы показать ему, что сейчас хотела его больше, чем дышать.
– Ты все равно покоришься! Никто не прикоснется к твоему телу, пока ты не уступишь! Ни от кого ты не будешь кормиться! Ты смиришься ради секса или ради выживания – мне плевать. Но я буду обладать тобой. Если понадобится, я разорву чертов договор и возьму тебя силой! Ты будешь моей столько, сколько я захочу! Потом можешь убираться хоть к Лиаму, хоть в ад!
И я услышала, как грохнула входная дверь. Я свернулась посреди кровати комочком, пряча внутри грызущую внутренности боль. Слезы так и катились без остановки. Что-то сломалось внутри окончательно и бесповоротно. Словно рухнула преграда, что отделяла одну мою сущность от другой и позволяла тешить себя надеждой на то, что я все же могу быть человеком. Могу справляться с другой своей половиной, удерживая ее внутри, как ненужный придаток, позволяя питаться, только находясь на краю гибели. И вот сегодня я поняла, что это не так. Она такая же часть меня. Она и есть я. Со своими желаниями, инстинктами и памятью бесчисленных поколений предков. И эта часть меня признала Ленара своим. Она проснулась ради него, стряхнув мой мифический контроль, показав свою реальную силу. Она желает его. Я желаю его. И ненавижу...
Я сидел на полу в своей комнате и пытался осознать то, что произошло. Меня всего трясло, мозг горел от лихорадки, а из тела словно вынули все кости.
Боль. Невыносимая, просто адская. Меня скручивало узлом от жесточайшей пытки неудовлетворения. Такого со мной никогда не было. Это в принципе невозможно ни с одним инкубом. Никто не в состоянии сопротивляться нам. Это совершенно неестественно. Но, однако, вот он я, согнутый в три погибели, готовый выть в голос и чувствующий себя так, будто меня лягнула по яйцам лошадь.
Но физическое страдание – ерунда по сравнению с душевной агонией. Мукой бессилия, невозможности что-то сделать. Меня по-прежнему утягивал этот водоворот с именем Юлия, и противостоять этой стихии я был не способен.
Что я творю? И что происходит со мной? Я ведь хотел отдалиться от нее! Она предназначена Лиаму, должна принадлежать ему. Мне следовало отдать ее ему и, поздравив, отойти в сторонку. А что я сделал вместо этого? Когда я заметил, что язык Лиама скользнул по ее бедру, я чуть не затрясся от потребности швырнуть его об стену и стереть собственными пальцами и губами этот след с ее кожи.