Она больше не могла говорить и захлебывалась от слез. Он больше не хотел ничего слушать и вытирал ее слезы с долей трепета и мужской нежности – сначала руками… через секунду губами… через минуту языком… Она плакала и повторяла:
– А как же съемки?
– Милая, без нас не начнут… Тише… тише… тише…
Снова дождь. И снова не по сценарию. Кира сидела все в той же белой рубашке. На том же подоконнике. Через пять минут ее убьют, со стороны левого кармана расплывется огромное пятно фальшивой крови, а он будет с невероятной правдоподобностью прижимать к себе ее тело и повторять: «Господи… не ее… не ее… не ее». На этот раз Кира по-настоящему ждала момента своей киношной смерти, потому что ей очень хотелось оказаться в его объятиях. В том, что сцена все никак не удавалась, был определенный плюс: Кира мечтала, чтобы эти съемки продолжались вечно. Она была готова вечно умирать на его руках и вечно любить его беззаботной любовью. За последнюю неделю она полюбила его руки, жесткие складки губ, его мужественность и инфантильность, его мысли и постоянное желание ею обладать. Ей нравилось заниматься с ним сексом, нравилось все, что он ей говорил в постели и за ее пределами, нравилось, как он на нее смотрел и как он ее чувствовал. Последние пару дней возможность их страстных встреч была заметно усложнена тем, что к Кире снова приставили двух головорезов. У Владимира были очередные неприятности в Европе, и он крайне переживал за свою драгоценную девочку. Звонил он редко, так как все его телефоны привычно прослушивались. У Киры был отдельный телефон для экстренной связи с ним, а также был отдельный телефон, который подарил ей Гога. В телефоне стояла новая хохляцкая симка, память которой хранила один-единственный номер. Номер, который стал очень важным. Жизненно необходимым. В пятом айфоне Гоги Кира была записана как К-2. «Вершина, которую мало кому удается покорить, но от этого ее хочется покорять снова и снова», – шутил он.
«К-2», – подумала Кира и еле заметно улыбнулась осеннему дождю. «Гога», – снова улыбнулась она. На самом деле имя его звучало немного иначе, официально – Георгий Александрович, но благодаря своей вечной веселости и слишком мужественному профилю «Гога» бесповоротно закрепилось за ним среди сотен друзей, коллег и знакомых.