Мы часто по вечерам в гараже под селёдочку и
полтишок хорошей водочки говорили за жизнь. Я всегда молчал. Не о
чем мне рассказывать. Нет меня в этом мире. А Петро и вовсе думал,
что я из молчи-молчи, тем более ко мне, и правда, часто
наведывались подозрительные субъекты на чёрных машинах с
интересными номерами. Вот и делился он, о
наболевшем.
За все прожитые годы они ни разу с женой не говорили о разводе,
потому-то его предложение и произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Но Маринка быстро пришла в себя и нанесла ответный удар: «Хорошая
мысль, Петя. Давай разведёмся и сбережём друг другу нервы».
А ещё говорят, что женщины за семью мёртвой
хваткой держатся. Его жена – исключение. С этого вечера началось
настоящее отчуждение.
Иногда он жалел о сказанном. Все-таки столько лет прожито
вместе, все привычное, родное. А развод – это же столько
сложностей! И так не хочется всё менять! Несколько раз он предлагал
Марине не разводиться, но в ответ видел её подчёркнуто отстранённое
и враждебное лицо. Каким-то шестым чувством он вдруг понял, что
жена знала о его любовных похождениях. Знала, молчала и не прощала.
И не простит никогда. Так и будет жить с обидой, презрением и
раздражением. Так и будет тюкать его каждый день. А что это за
жизнь? Чем дальше, тем хуже будет. С годами отношения не
улучшаются. И Пётр решил развестись.
Он представлял, как заживёт один. Хорошо заживёт! Нормально. Не
пропадёт.
Они развелись, чем ввели в ступор всех родственников и знакомых.
И только давний приятель спросил его, шутливо похлопывая по
плечу:
- «Что, Петруха, узнала-таки Маринка про твои амурные
дела?»
Узнала… А, кстати, почему он единственный, кто спросил об
этом?
Пётр продал, доставшуюся ему по наследству от бездетной тётушки,
комнату в коммуналке, добавил деньги и купил однушку на последнем
этаже, в соседнем с моим, доме и даже на гараж хватило…
Карлсон, блин!
И вот теперь он и сидит, наверное, как я с бутылкой пива на
диване, смотрит футбол, и стонет, что никому в этой жизни он не
нужен, хотя уже и никто ему не мешает делать то, что он хочет.
Совсем, как я! Только у меня совсем
другая история…
Свобода, а что с ней делать? Чё-то, как-то, ничё особенного-то и
не хочется. Ни мне, ни ему. Может, за двадцать три года он
приручился и стал хоть и плохо дрессированным, но домашним
котом?