«Что мне от того, что вас на свете полно, чудеса? – обозлился Никита. – Все равно мир вокруг состоит из грязи и жестокости, у меня почти не осталось денег, жопа онемела, потому что я сижу на каменном парапете, а сижу я на нем, потому что не могу и не хочу идти в свою убогую комнатку в самом старом и жутком доме Лаврушенского переулка, который почему-то еще никто не купил, чтобы взорвать и построить на его месте автосалон или элитный бордель. Я плачу за нее две с половиной тысячи долларов в месяц, но это не спасает – в ней темно и сыро даже в солнечный день, зеркала трескаются сами по себе, единственное окно смотрит на истертую кирпичную стену, исписанную матами, тараканы похожи на крыс, а в убитом вонючем сортире живет призрак, и в него так страшно входить, что я терплю и стараюсь делать это как можно реже…
Господи, если у Тебя так много чудес, почему Ты не сотворишь одно прямо сейчас, в центре этого безумного города? Или я его не заслужил? Тогда дай мне, что ли, хоть денег на электричку, чтобы я вернулся в свою прошлую жизнь, уютную и ненужную, как старый комод. Дай, а?.. А то ведь первое, о чем я Тебя спрошу, когда умру, будет: «А где Ты был тогда, когда я сидел на заплеванном парапете около метро, и хотел жрать до крика, и от пронизывающего холода не чувствовал собственной задницы, и умолял Тебя…»
– Никита5, ты, что ли? Ну, дела!.. – раздалось вдруг над самым ухом.
Так, с ударением на последний слог, к нему обращались только ребята в школе. В Твери. В том уютном мирке, который сейчас казался счастливым сном.
Никита, вздрогнув, поднял глаза. Его одноклассник Игорь Микерин был не просто реальным, но еще и отвратительно бодрым. Пружинисто переступал с ноги на ногу, клацая по асфальту кожаными подошвами модных туфель. Он вообще смотрелся правильно – модное короткое пальто, дорогая стрижка, лакированная не то папочка, не то барсетка в ухоженных пальцах…
– Хреново выглядишь, – радостно подытожил Микерин прежде, чем Никита успел что-то сказать. – В лице нихуя духовности нет!
– Была, да вся вышла… – угрюмо ответил Никита.
– Ясно! – Микерин бросил взгляд на огромные часы. – Слушай, я пока свободен, а тут одно место есть. Так, мидл-класс, конечно… Зато – совсем рядом! «Трактир» называется…
* * *
– Слушай, а с чего это вдруг Баклан только сейчас решил тебя в жопу выебать? Целых два года присматривался, что ли? – закуривая, спросил Микерин со светским безразличием.