А как ей не растекаться, если передо
мной стояла копия знаменитого ученого, чью не менее знаменитую
фотографию я помню с детских лет? Да-да, ту самую, где, по
предположению моего школьного друга Васи Лопаткина, он был заснят
после того, как на трезвую голову попытался понять свою теорию.
Судя по виду – не получилось.
– Антиох Гоймерович, – представился
«Энштеин», подходя ближе. – А вы, насколько я понимаю, наш новый
учитель. Э-э-э…
– Краснов Ярослав Сергеевич, –
представился за меня Генрих. – Учитель труда.
– Труда? – Завуч вопросительно
посмотрел на секретаря, а затем резко хлопнул себя ладонью по лбу:
– Точно, совсем забыл. Ну-с, молодой человек, и как вам у
нас?
– Ну… – Я неопределенно повел
плечами.
– Понятно, – улыбнулся Антиох
Гоймерович. – Кстати, молодой человек, я тут одну интересную
вещичку приготовил. – Он повернулся к столу и, взяв с него
небольшую реторту, протянул ее мне: – Вот, понюхайте.
Я покосился на спокойного в стиле «а
я удав, и мне все по фигу» Генриха и осторожно поднес реторту к
носу. Удар по моим обонятельным рецепторам был такой, что у меня
уши зашевелились и зверски захотелось найти ближайшего белого друга
– ага, того самого, что всегда ночует в отдельной комнатке и
которого многие из нас любят приобнять с перепою. Видимо, это
желание столь явственно отразилось на моей физиономии, что этот
химик-экспериментатор быстро сунул мне под нос какую-то колбочку,
отчего желание обниматься исчезло, но зато появилось желание
взлететь к потолку и, зависнув где-нибудь в уголке, прикинуться
тучкой. Я вроде даже песенку тучки стал напевать.
– Совершенно нет реакции, – как
сквозь вату донеслись до меня слова завуча. – Поразительно, Генрих,
вы не находите?
– Нахожу. – Генрих подошел ко мне и,
взяв меня за руку, довел до ближайшего стула и насильно приземлил
на него.
«Ну нет», – возмутилось все мое
тучкино достоинство, и я, «громыхнув громом», стал прикидывать, как
получше их облить своим дождиком, тем более что его приближение
остро чувствовалось.
– Чем это вы его? – спросил
секретарь.
– Да так, вытяжка из одного коралла,
сейчас пройдет, – махнул рукой Энштеин.
Чего там должно было пройти? Я
попытался собрать все свои «тучковые» мозги в кучку, как вдруг в
них что-то щелкнуло – и ко мне вернулась ясность мыслей.
– Блин… – невольно вырвалось у меня,
и я, поспешно отвернувшись, принялся застегивать ширинку с самым
независимым видом – мол, со всеми бывает, а вон тот плакатик очень
интересный.