Вот, например, белый замок, словно вросший в вершину огромной скалы. Этот образ всегда давал ей чувство особенной свободы. Необыкновенное море и необыкновенное небо. Голубое до слез. Как мама смогла это нарисовать? И фигурка, неразличимая с такого расстояния, стоящая на скале в ожидании. То, что человек на скале ждал, она была уверена.
– Идем же.
Девушка с трудом оторвалась от образа. Жаль, но и сегодня лицо человека внизу она не смогла рассмотреть. Какая же это все была ерунда, бессмыслица.
А сейчас они будут опять пить вино и смотреть новые наброски. Мама будет время от времени задавать вопросы о ее жизни, о планах. Как всегда. И все-таки странно, но ее мама практически никогда не спрашивала о Вадиме и их отношениях. Он ее не интересовал. Правда, сама Елена этого не говорила, но выражение лица, жесты, паузы в беседе говорили о равнодушии.
Может быть потому, что мама никогда не была замужем. Странный роман, благодаря которому на свет появилась Дана, кажется, был единственным приключением в жизни Елены. Во всяком случае, единственным, о котором девушка знала.
От неизвестного мужчины, от отца, о котором мать ничего не рассказывала, Дане досталось очень необычное имя, а маме воспоминания и счет в банке. Счет, благодаря которому она и вела сейчас размеренный, приятный, но все же немного странный образ жизни.
Так они и сидели весь вечер, разговаривали, пили вино, слушали французский шансон, а когда мама поднялась подготовить комнату, Дана направилась к картине, на которой в опустившихся на комнату сумерках неизвестный, подняв голову, все еще ждал кого-то, кто должен обязательно прилететь, может быть, даже в этот вечер. Лунные тени, дрожащие в вечернем сумраке, создавали иллюзию жизни, движения на картине, и у нее даже промелькнула смешная мысль о том, что еще неизвестно, где жизнь более настоящая.
Воскресный день минул совершенно незаметно. Она спокойно нежилась в деревянном кресле среди ароматов цветов, укрывшись в тени яблонь. Мама расположила свой мольберт среди клумб и что-то пыталась рисовать, наотрез отказываясь показывать наброски. Удалось только выведать, что это портрет. Портрет воображаемого мужчины! Может быть, у мамы что-то наконец может измениться?
Домой она подъезжала уже вечером. Все окна квартиры горели ярким электрическим светом, и она, привычно оставив машину в ряду таких же городских лошадок, направилась в свою квартиру. Окна высокомерно посматривали желтыми глазницами, наблюдали, ждали. Дана даже перед самой собой не призналась бы, что последнее время называла свое прибежище, гнездышко, просто квартирой. Мебель, шторы, жалюзи, посуда - все стало каким-то чужим, безразличным. А Вадим только посмеивался и говорил, что все пройдет, предлагал съездить куда-нибудь. Или слетать. Но сам не мог. И это было невыносимо. Ужасно было дома, ужасно было на работе. Только у мамы было нормально. Но сейчас она возвращалась в свою квартиру, где мужчина почти наверняка придумал нечто, чтобы поднять ее настроение. Как она должна была ко всему этому относиться, если по непонятной причине старание раздражало еще больше?