Боюсь представить, что было бы в ином
случае!
Крики и суета, тем временем,
прекратились. В коридоре вновь воцарилась тишина.
Тем не менее, некоторое время я все
еще провела за портьерой, нервно прислушиваясь к каждому шороху и
не решаясь покинуть укрытие. А когда все-таки решилась, очень
захотелось немедленно вернуться обратно в гостевые покои. Однако
этот порыв пришлось подавить. Теперь, после ночной истерики матери
Айландира, демонстрировать разломанную ванну лорду Грейву было
вдвойне чревато. Как бы сейчас он не относился к своей жене,
вспомнить о ее словах он все-таки может.
Нет, нужно идти дальше.
И я пошла, теперь осторожно,
крадучись и прислушиваясь к каждому постороннему шороху. Шла,
внимательно вглядываясь в окружающую обстановку и вспоминая по
крупицам и мелким деталям правильный путь, пока, наконец, не
остановилась перед нужной дверью.
Глубоко вздохнув, я набралась
храбрости, постучала… но ничего не произошло.
Ни через полминуты, ни через минуту —
ответа не было.
Я постучала сильнее. Результат
остался тем же.
Хм.
«А чего ты хотела, если Айландир
спит, и между этой дверью и его спальней еще две комнаты?» —
язвительно напомнил внутренний голос.
Ну да, как-то я об этом не подумала.
Даже бодрствующий человек на таком расстоянии вряд ли что услышит,
а уж спящий и подавно. Кажется, мой план начал трещать по швам.
Скорее от отчаяния, чем в надежде
хоть на что-то, я дернула дверную ручку. И пошатнулась, когда та
легко подалась вперед!
Не заперто!
Хотя, конечно, зачем запираться дома
от слуг? Максимум, можно ограничить доступ в спальню, чтобы не
мешали.
Так и оказалось. Пройдя в покои
тленника, я дернула дверь спальни, но открыть не смогла. Но теперь
он хотя бы услышит мой стук!
Еще раз глубоко вздохнув, я
решительно замолотила в дверь. Раз, другой, третий… на седьмом
ударе в ответ послышалась знакомая ругань, а после девятого дверь
распахнулась, являя Айландира.
Тленник ожидаемо выглядел сонным и
злым. Но при этом усталым и каким-то потрепанным, что ли? Если бы я
не знала точно, что Айландир проспал уже несколько часов, подумала
бы, что он бодрствовал неделю.
— Ты? — хрипло и с какой-то
неизбежностью в голосе выдохнул тленник. — Опять ты!
— Айл, прости, я не хотела тебя
будить, но…
Я запнулась, встретившись с его
взглядом: усталым, воспаленным, лихорадочным. И, одновременно,
таким глубоким, затягивающим в стремительно чернеющую бездну,
противиться которой я не могла.