Кристина отвечает на мой поцелуй с неимоверным желанием. Тону в её страсти, и нежных поглаживаниях пальцев по моей шее. Опускаю руки, чтобы очертить линии по нежной коже бёдер и оказаться на упругих полушариях. Сжимаю, Кристина выгибается, стонет в мой рот. Подхватываю под бёдра и резко сажаю на стол, за которым мы ещё несколько минут назад целомудренно трапезничали. А сейчас он превращается в ложе разврата.
Нахожу рукой её упругий сосок и несильно сжимаю. Кристина охает и раскрывает бёдра шире, от этого движения бокал с красным вином опрокидывается на пол и разбивается с оглушительным звоном.
Мы оба, тяжело дыша, наблюдаем за красной лужицей на белой плитке. Вино ведь должно опьянять, кружить голову, дурманить, но не в данный момент. Сейчас оно отрезвляет получше ледяного душа.
Кристина отталкивает меня, поправляет платье, не разрывая зрительного контакта.
— Тебе лучше уйти, Эрик. Сейчас.
Дышу так, словно пробежал стометровку и ещё не успел перевести дыхание.
— Уверена?
На что брюнетка лишь утвердительно кивает. Не буду давить.
— Завтра отвезу тебя до офиса, как и обещал.
— Не стоит. Я и на такси доберусь.
Хочу поспорить, но вижу, что она уже всё решила.
— Спасибо за ужин.
— Это тебе спасибо. — Наклоняюсь чтобы поцеловать коротким поцелуем, но она уворачивается, и мои губы скользят по её скуле.
— Увидимся?
— Время покажет, — философски изрекает Серова и таинственно улыбается.
Если бы я только знал...
Время не показывает ничего, оно лишь измеряет периоды жизни и обесценивает некоторые их них.
Вчера мы помним, сегодня — проживаем, а завтра — ждём.
Только это неправильно. Нужно жить сегодняшним днём и наслаждаться каждым моментом.
А завтра? Вот настанет завтра, и можно всё по новой.
Хотел по новой и с Кристиной, но у неё своя философия. Она всё оставила во вчера.
Чертовка.
Вот уже неделю льют осенние дожди, небо вечно серое, затянутое тучами, ветер режущий, норовящий пробраться под плотную ткань пальто и застудить тело. Благо Рита всё понимает и не просится побегать по лужам. Болеть сейчас совсем не время. Весной нам хватило мокрых ножек, чтобы простудиться.
Тогда я перепугался не на шутку. Температура была такой высокой, какой я у себя за все годы жизни не припомню. Тревога за маленького человечка накрыла словно цунами, я снова чувствовал себя немощным и бессильным. Ужасное чувство. Испытывать на себе его хуже всего. Ты не можешь ничего сделать, будто твои руки связаны. Следом приходит паника, и тогда сдерживать эмоции труднее всего. Если бы не моя мама, я бы свихнулся. Она замечательная бабушка. Её ласковые успокаивающие руки убаюкивают в мгновение. Но те пять дней я был на грани срыва, малышка всё время плакала, отказывалась кушать и не вставала в постели. Потом простуда отступила, и Маргоша снова стала улыбаться, есть с аппетитом и просить своих кукол.