Я выудил из кармана смятый листок с
наспех нацарапанным предупреждением о заложенной бомбе по маршруту
шествия крестного хода и протянул Никите Андреевичу. Нацепив на нос
пенсне, тот ознакомился с содержанием, бросил на меня задумчивый
взгляд из-под насупленных бровей.
– Значит, Фрадштадт? – тон заданного
вопроса мне откровенно не понравился. Еще больше мне не
понравилось, что записка Ольховского перекочевала в руки
протоинквизитора.
– Кому еще это столь же выгодно и кто
еще способен на такое? – ответил я на его вопрос сразу двумя
вопросами.
– Смотри-ка, Никита Андреевич, как
ловко получается! – воскликнул отец Пафнутий. – Сами все задумали,
сами сделали, сами исполнителей схватили и показания нужные выбили!
И записочку загодя приготовили, мол, чуток не успели! Ловко, князь,
задумано, ох, ловко!
Протоинквизитор – это плохо. Это
очень плохо. Потому как человек он очень злобный и мстительный.
Пафнутий ополчился на меня еще в те времена, когда я делал в этом
мире свои первые шаги, и с тех пор старательно использовал любую
мелочь для обвинения меня в мракобесии, оскорблении чувств верующих
и прочих страшных преступлениях. И плевать ему на отсутствие
доказательств и логики в своих словах! Так что нельзя поддаваться
на его наскоки, иначе просто затопчут. Несмотря на все мои заслуги
и регалии.
– Вы, святой отец, не
заговаривайтесь! – спокойно ответил я, обжигая представителя
инквизиции морозным взглядом. – За такие слова можно и к ответу
быть призванным.
– Хех! – цинично усмехнулся отец
Пафнутий. – На дуэль меня вызовешь, бретер проклятый? Ловко ты себе
дорожку к трону расчистить решил, да промахнулся чуток! Государь
скоро придет в себя, а там, глядишь, и царевич с божьей помощью
оклемается! Не сносить тебе головы на этот раз, Бодров! Ох, не
сносить!
– Да иди ты лесом, пугало огородное!
– как же давно я мечтал сказать ему в глаза эту фразу, и вот
подвернулся удобный случай. А что прикажете делать, если никакие
разумные доводы не доходят до человека?
Я развернулся вместе со стулом лицом
к протоинквизитору – чтобы смотреть ему прямо в лицо, а заодно –
чтобы держать в поле зрения стоящих за моей спиной
красномундирников.
– Как смеешь ты, червь!
– Одну минуту, святой отец! – в
голосе Глазкова прозвучали стальные нотки. – Позвольте мне!