— Это биоразлагаемый картон? — спросил
вдруг выглянувшая из кабинета эльфка. — Вторичное сырье?
Видя, как я с недоумением пожимаю
плечами, Амалайя соизволила объяснить:
— Если берешь что-то в одноразовой
посуде, обязательно убедись, что она биоразлагаемая и изготовлена
из вторсырья. Разумных на планете очень много и темп потребления
просто невероятно высок. Единственный путь, который позволит
следующим поколениям жить, а не выживать в условиях отсутствия
ресурсов, это многократный цикл использования сырья.
— Госпожа! — взвыл Годрох. — Только же
голову отпустило!
— Прости-прости! — выдохнула эльфка и
ретировалась обратно в кабинет, откуда уже голосом, лишенным
интонаций, сообщила: — Планерка через десять минут. Годро, сходи
уже за кофе.
— Я с тобой, — сообщил я. Надо было
послушаться первого позыва и взять кофе на всех.
Собрались в кабинете Амалайи не через
десять, а через пятнадцать минут. Орк, вливший в себя три
американо, выглядел вполне пристойно. Гном с виноватым видом
протянул ему небольшой обруч.
— Этот-то хоть откалибровал? — мрачно
взглянув на протянутый ему предмет Годрох.
— Все в лучшем виде, Годро! —
отозвался Ноб. — Сам все проверил, что надо — подкрутил.
— Смотри… — мрачно пообещал ему
ментат.
Вздохнув, как в воду прыгая, он
натянул обруч на голову. Прозрачная доска посреди кабинета тут же
ожила и засветилась.
— Вроде, нет сопротивления, — протянул
орк.
Глаза он прикрыл и на доске тут же
замелькали руны гномьего алфавита.
— Старые боги, какой же ты бракодел,
Ноб, — без злости пробурчал орк. — Слабо было интерфейс поменять на
нормальный язык?
— Это орочий у тебя нормальный? —
рассмеялся гном. — Все руноскрипты пишутся на гномьем, чтоб ты
знал! Даже если создает их не гном! Это международный язык всего,
что связано с техникой и артефакторикой! Но там есть галочка в
настройках, посмотри в верхнем левом углу. Называется «выбрать язык
пользователя».
— Ага, вижу, спасибо.
Гномьи руны и правда сменились на
орочьи письмена. Вслед за ними на экране быстро замелькали образы:
какие-то расплывчатые картинки, цветовые пятна, рябь и снег.
Закончилось все появлением в центре вчерашней мнемограммы, на
которой два человека расставляли на земле зажженные свечи. Ни лиц
не разглядеть, ни даже высокие они или низкие — просто горбатые
тени, подсвеченные тускло горящими свечами. И аурой. Черт его
знает, как с памяти тетки Гордох «скачал» и их расовую
принадлежность, но факт остается фактом — перед нами были
люди.