Успеваю сделать ровно три шага, когда здоровенная лапища перехватывает поперек талии и рывком, отрывая от пола, тащит назад.
С визгом пытаюсь от него отбиться. Только силы не равны. Я — маленькая и хрупкая девочка, и он — здоровенный, как чертов буйвол, мужик.
Ему не составляет никакого труда полностью меня обездвижить, прижать руки вдоль тела, а корпусом придавить к стене.
В этот момент Арина начинает хрипеть, царапать руки, грудь, шею, оставляя на себе некрасивые бордовые борозды. Впивается ногтями в щеки с такой силой, что на белой коже выступают крупные, красные капли. Хрипы перерастают в глухое изможденное мычание.
От мучений сестры сердце заходится в агонии, и с горькой обреченностью говорю единственное, что возможно в данной ситуации:
— Отпусти ее, пожалуйста! — Я готова на все, лишь бы этот кошмар прекратился. На все, — отпусти! Я...я буду с тобой добровольно! Прошу...
Умоляю его горьким шепотом, а про себя кричу, захлебываясь отчаянием и беспомощностью: "Отпусти ее, скотина!".
Серебристые глаза на миг потемнели. Мне кажется, он услыхал не мои жалкие слова, произнесенные вслух, а именно мысли. Яростные, злые, сочащиеся ненавистью.
— Пожалуйста, — сама прижимаюсь ближе к нему, кладу дрожащую руку на широкую каменную грудь.
Недобро усмехнулся, чуть склонив голову на бок. Смотрел долгие полминуты, словно пытаясь пробраться внутрь, в самую душу. Я терпела, не отводя глаз, хотя больше всего на свете хотелось спрятаться, закрыться от него.
Наконец улыбается уголками губ, пренебрежительно ведет темной бровью, и сестра падает на пол, словно подкошенная.
— Арина, — бросаюсь к ней, суть живая от тревоги.
Выставляет передо мной свою лапу, не дав сделать и шага.
— Пусти! Ей нужна помощь! Неужели ты не видишь?!
— С ней все в порядке. Она просто спит, — в ненавистном голосе появляются, недовольные нотки нетерпения.
Смотрю на сестру, подыхая от ощущения собственного бессилия. У нее на лице умиротворенное выражение, грудь мерно поднимается и опускается в такт дыханию. Похоже, действительно спит.
Отпустил.
Как я и просила. Взамен на мою добровольность.
От первобытного ужаса в груди больно, в животе больно. В каждой клеточке боль плещется.
Выпрямляюсь, чувствуя, что еще немного и сознание меня, покинет. Держусь из последних сил. Одновременно мечтаю о спасительной тьме забвения и боюсь того, что он передумает. Как отпустил Арину, так и снова может поднять, сделать марионеткой в своих руках.