Спускаюсь по ступеням, грустно поскрипывающим под моими шагами, и замираю, едва коснувшись босой ногой пола. Перевожу дыхание, нервно облизываю пересохшие от волнения губы и осторожно, на цыпочках, втянув шею в плечи, выворачиваю в коридор, ведущий на кухню.
— Арин? — снова шепчу, с трудом проглотив колючий ком в горле.
— Я здесь, — повторяет она.
Вижу в дверном проёме свет от раскрытого холодильника. Так и есть, депрессия вылилась в ночное обжорство. У нее такое бывало, особенно в период первой влюбленности. Расстроится и все, здравствуйте ночные свидания с холодильником. Эх, Арина, Арина, девочка моя ясноокая, нашла из-за чего расстраиваться! В жизни есть гораздо более печальные вещи, чем неудовлетворенная клиентка и сломанный каблук. По себе знаю. Сокрушенно качаю головой и иду к ней, утешать, отбирать тортик или что она там, на ночь глядя, точит.
Делаю несколько шагов и замираю, чувствуя, как в груди ледяные когти страха пока еще нежно, невесомо прикасаются к сердцу.
Холодильник закрылся, отчего все погрузилось во мрак.
...И открылся снова.
Несколько секунд открыт и снова закрывается. И так повторяется раз за разом.
И память тотчас воскрешает образ сестры, когда она "варила кофе", засыпая плиту сахарным песком.
Сердце ухает куда-то вниз, до самых пяток, отдавая щемящей болью во всем теле.
Пожалуйста...не надо...опять...
Холодильник с каждым разом открывается — закрывается все быстрее. Внутри позвякивают банки, бутылки. Я хочу убежать, вернуться к себе, но меня останавливает очередной пронзительно жалобный всхлип. Ариша...
Что она творит? Что опять происходит?
Превозмогая страх, делаю маленькие, крошечные шаги в сторону кухни, чуть дыша, до боли сжимая вспотевшие ладони в кулаки.
— Арина? — снова зову сестру и слышу надломленный голос, пропитанный нотками истерики:
— Я здесь, — доносится с кухни.
Моргание света от открывающегося холодильника, отзывается пульсирующей болью в висках. На ощупь нахожу выключатель на стене и торопливо на него давлю. Легкий щелчок и ... ничего. Освещение не загорается. Щелкаю кнопкой, стучу по ней — результата никакого, меня по-прежнему окружает неприятная, пугающая темнота.
Всхлип. В этот раз испуганный. Горький. Мой.
Грудь сдавило тяжёлыми обручами, усеянными острыми шипами. Ощущая уже не страх, а лютый ужас, иду вперед, к ней. Потому что не могу иначе несмотря на то, что инстинкт самосохранения бунтует, бьется, гонит обратно. Там моя сестра.