Время! Не часы с минутами, не апрель месяц, а вовсе даже год.
Щ-щёлк! В голове встал на место очень важный кусочек, а именно
точное время. Двадцать восьмое апреля… одна тысяча девятьсот
девяносто второго года. Не просто так, а из-за взгляда, что упал на
отрывной календарь, на кухне как раз на стеночке и висевший.
М-мать!
Сразу стало как-то резко пофиг и на дерьмовый чай, и на абы
какую к нему закуску. Я как-то механически жевал, запивал и тихо
офигевал от внутреннего конфликта имевшейся полной памяти и
каких-то обрывков. И вот что характерно – именно смутные обрывки, в
коих не было ничего личного, лишь общее, воспринимались как
настоящее, в то время как память и вообще вся жизнь Всеволода
Милютина ощущались этаким фильмом с эффектом полного присутствия.
Картинка, запахи, ощущения, даже испытываемые в тот или иной момент
эмоции, но без того отклика, что позволил бы считать всё это своим.
Сюрреализм во всей красе, он же непаханое поле для мастеров копания
в чужом сознании и подсознании. Только вот я к тем мастерам, милль
пардон, и на пушечный выстрел не подойду. Мозги, они мои, а не у
чужого дяденьки, а значит и доступ внутрь строго ограничен одним
единственным посетителем – мной самим. И точка.
Шаги. Спокойные, не те, из-за которых стоит резко вскидываться и
готовиться к отражению возможной угрозы. Женские шаги… Понятно,
Оксана «на огонёк» пожаловала, пусть в роли последнего и выступил
наверняка горящий на кухне свет плюс звон посуды, без которой я,
понятное дело, обходиться не собирался.
- Ночи доброй, - поприветствовал я вроде как давно и плотно
знакомую, но в то время увиденную в первый раз девушку. – Тоже не
спится, да?
- Ты сам спать и не даёшь, - улыбнулась та, присаживаясь на
свободный стул. – Полуночничаешь, а время то уже два часа ночи. А
мне завтра… уже сегодня на работу, хорошо ещё, что к третьему
уроку. Опять ремонт этот в классах.
- Чаю? – спрашиваю, руководствуясь правилами приличия, особенно
относительно прекрасной половины человечества.
- Ночь же… Хорошо, уговорил.
Оксана махнула рукой, улыбнувшись каким-то своим мыслям. А
улыбалась она… красиво так. Она вообще была не то что красивой,
скорее миловидной и... домашней, что ли. Создавать для семьи уют –
вот что у неё получалось на все сто. А ведь предки её, согласно
таки да всё быстрее всплывающих элементов памяти, те ещё зануды и
вообще сухари патентованные, только и умеющие, что задалбывать всех
своими нотациями. Кстати, что совсем забавно, братец мой тоже
относился к этой категории занудных распространителей правильных,
по его мнению, идей и мыслей. Мда. загадка! Это я относительно
выбора Оксаны после того, как она с самого детства и вплоть до
относительно недавнего времени жила под одной крышей с целым
семейством зануд. Ах да, они ж чуть ли не с начала школы знакомы.
Один класс, общие воспоминания о разных мелочах плюс, как я
понимаю, родители девушки тоже лапки свои замшело-правильные
приложили. Ай, пофиг, сейчас мне мало-мало не до этого.