Я отчаянно цепляюсь
за ускользающую отвагу. Моя, казалось бы, прочная броня, литая из жаропрочной
стали, не выдерживает напора Антона. Доспехи крошатся в пыль, мне нечем
укрыться от зрительных атак парня. Его молчание страшит сильнее саркастичных
посланий.
Я закусываю
щеку изнутри, стараясь не моргать. Глаза печет от подступающих слез, в носу
пощипывает. Я вновь перестаю дышать. Антон чувствует мою слабость ― у него
встроенный радар, безошибочно вычисляющий моменты наибольшей уязвимости.
Истязатель
движется увереннее, уголки его рта, подрагивая, поднимаются выше, каждый раз,
когда я громко сглатываю комок в горле. Проникновенный взгляд Куркова скользит
от моих плотно сомкнутых губ к пульсирующей жилке на шее, напряженным плечам.
Мне не по себе
от пристального изучения и мизерного расстояния между нами.
― Отойди от
меня, ― ослабевшим голосом требую я.
― А ты
заставь. Мой дом. Что хочу, то и делаю.
― Ты
вторгаешься в мое личное пространство. Я на тебя в суд подам.
Звонко
хохотнув, Антон щелкает меня по носу.
― Как была
святой простотой, так и осталась. Никто тебя с такими просьбами в суде слушать
не станет, ― неторопливо подавшись вперед, истребив еще несколько сантиметров
пространства, затаивается в опасной близости от моих губ. ― Чего тебе не жилось
спокойно в своей Испании?
Сердце екает в
груди, когда Антон смещает большой палец вниз, проводит подушечкой по губному
желобку и оттягивает вниз мою нижнюю губу. Я с жадностью глотаю воздух, но
изнутри горю так, словно у меня острая нехватка кислорода, плавящая
внутренности в кашицу.
― Не трогай
меня! ― рявкнув на Антона и сбросив оковы оцепенения, я стряхиваю его клешню со
своего лица.
Он безвольно
роняет руку вниз, костяшками задевая мою грудь. Я взволнованно охаю, покрывшись
мурашками от случайного касания. Курков пялится на мои округлости с наглой
ухмылкой. Разумеется, от его зорких, лисьих глаз не укрываются затвердевшие
соски, едва-едва топорщащиеся через ткань майки.
― Твоему телу
понравились мои прикосновения, ― будоражащий голос звучит у самого уха. Он с
шумом втягивает воздух и на выдохе обдувает огнем. Мои ощущения смутные,
размытые. И страшно, и горячо, и… сладко.
Я вжимаюсь в
стену, мечтая раствориться в бетонной кладке, и прикрываю грудь.
― А ты
изменилась, ― Антон отстраняется и беззастенчиво разглядывает меня, как
выставочный экспонат, с умным видом потирая ладонью подбородок. ― Сиськи больше
стали. Это факт.