– Отец, а что если это какая-то древняя ловушка для
расхитителей?!
– Не волнуйся, лисенок, шумеры никогда не увлекались подобными
шутками. Ловушки больше свойственны древним египтянам или китайцам,
и то там и там их устанавливали в гробницы, дабы расхитители не
беспокоили покой почивших правителей. А это храм, и думаю, нам
ничто здесь не угрожает.
– Ну, все же будь осторожен, отец... – только и успела сказать
Аманда, а профессор Фокс уже бодро шагал по ступеням вниз, освещая
путь масляным фонарем. Покачав головой, девушка двинулась
следом.
Спустившись вниз, группа оказалась в большом зале. Лестница
вывела их в центр комнаты, и свет фонарей не смог охватить всего
пространства.
– Интересно, почему этот зал захотели скрыть от посторонних? –
спросила Аманда.
– Наверное, строители храма хранили здесь что-то ценное или же
что-то, не предназначенное для чужих глаз, – произнес Генри Рой,
подняв лампу кверху и шаря по сторонам.
– Но, видимо, что это «что-то ценное» они все же успели вывезти,
– предположила Аманда, поняв, что зал, как и предыдущий, полностью
пуст.
– Ну не скажи! – неожиданно воскликнул профессор Фокс. – Стены!
Стены-то остались!
– Что? – удивилась Аманда и перевела взгляд на отца.
– Светите все сюда! – вместо ответа приказал Генри Рой, указывая
вперед.
Арабы подошли ближе и подняли фонари. Лучи трех масляных ламп
осветили стену и то, что на ней находилось. Но это оказался не
барельеф, как раньше. Стена была вымощена маленькими кусочками
цветной керамики разных размеров и форм. Но из-за тысячелетнего
слоя пыли определить так сразу, что же изображено на мозаике, не
представлялось возможным. Тогда, опустив фонарь на пол, профессор
Фокс принялся быстро смахивать пыль со стены. Не тратя времени, к
нему присоединились Аманда и арабы.
Когда работа оказалась окончена, все отошли назад и вновь
осветили мозаику. Увидев, что же собой представляет рисунок, Аманда
ахнула, а Генри Рой, как-то странно улыбнувшись, произнес:
– Не может быть!
– Отец, это что... карта?!
– Как видишь, дорогая.
Мозаика и в самом деле оказалась изображением карты, где синие
камушки превращались в реки и моря, зеленые – в леса и равнины,
желтые – в пустыни, и так далее, и тому подобное. Но назвать эту
карту древней или примитивной язык не поворачивался, поскольку она
охватывала всю Африку и половину Евроазиатского материка,
тянущегося далеко за Уральские горы, а кусочки керамики были так
идеально подобранны друг к другу, что прорисовывали почти
правильные линии берегов.