– Своим ребятам фрукты нарвали, – сказал Егорка, показывая на рубашку с завязанными подолом и рукавами, в неё мы совали яблоки и груши. – Они нас ждут.
– Вот что, если вернётесь туда – смотрите, чтоб ни огрызка, ни косточки охранники не нашли. Этого, – и ты пнул сапогом труп, – до утра, может, и не хватятся, а потом будут вас шмонать.
– А вы партизан? – спросил я почему-то на «вы».
– И как ты догадался? – улыбнулся ты.
– Мы хотим бежать! – почти выкрикнул я. – Но не знаем, где партизаны.
– Этого вам знать и не положено. А если сбежите – дня через три, ладно? – идите вон к той горе и ждите. – И указал на гору с приметным одиноким деревом на вершине. До неё было, примерно, километров пять. – И татарам на глаза не попадайтесь.
– А если… – начал я, с ужасом представляя, что всё может случиться, и этого взрослого и какого-то надёжного парня там не окажется…
– Кто-нибудь придёт… К вечеру. И тогда скажете ему, что Сергей вас позвал. Всё, расходимся.
Миг – и ты растворился во вроде бы негустом чаире.
– Ну, айда! – выдохнул Саша, и мы, схватив узлы, побежали к лагерю.
…И вот через два дня, вскоре после вечерней переклички, мы сбежали. Всемером – к нашей пятерке присоединились ещё Толик и Щегол; мы им, кстати, совершенно ничего не говорили ни про встречу с тобой, ни про договоренность, а они как будто всё точно знали.
Сначала шли в темноте, пока не поняли, что от лагеря уже далеко, а мы вроде как заблудились. Тогда решили дождаться рассвета, сбились в кучку в какой-то ямке среди леса и сразу уснули.
Утром поняли – ушли далеко в сторону. Хорошо хоть разглядели вдалеке приметную гору с деревом на вершине и пошли к ней.
Идти оказалось трудно. Несколько раз останавливались, отдохнуть и перекусить. Чем? Да по пути набрели на маленький и уже почти обнесённый кем-то чаир, нарвали яблок и груш, сколько там оставалось. Оказалось, немного – по паре на брата.
Всё время прислушивались, но выстрелов и взрывов не было слышно. Только временами приносило эхо слабый собачий лай и голоса скотины, да издали, откуда-то с востока, из-за синеющих дальних гор и будто нарисованного Чатырдага (его-то мы уже знали, да и спутать такой было просто не с чем) доносился слабый пульсирующий гул, будто стучало грозное сердце войны.
И ещё казалось несколько раз, что нас видят, что на нас смотрят, но кто и откуда – непонятно. Так оно, наверное, и было – места здесь, как мы уже сами успели убедиться, не самые дикие, – но вреда вроде бы от этих невидимых соглядатаев не случилось.