– Откроем в нем большой магазин, – сказал председатель начальнику стройконторы и, минуту помолчав, добавил: – Промтоварный.
Чрезвычайное собрание депутатов, как и распорядился председатель, состоялось на другой день, но заметного результата мероприятие не дало: слухи об осушении плавней продолжали множиться, обрастали все более невероятными подробностями.
6
Через несколько дней в городе пошли дожди. Забарабанили по окнам, зашелестели по мягким камышовым крышам; акации и тополя, отмывшись от пыли, заблестели яркозелеными листьями.
В день, когда дождь, казалось, лил с особым усердием, к дому на восточной окраине Прутска подъехал старенький самосвал. Втянув шею под воротник фуфайки, из кабины выпрыгнул краснолицый крепыш среднего роста, в кирзовых сапогах и фуражке-восьмиклинке. Он мрачно посмотрел на небо, стер рукавом фуфайки с лица ручьи дождя, стекавшие с помятого козырька фуражки, и стал медленно обходить дом. Время от времени он останавливался и стучал носком кирзового сапога по кирпичному фундаменту. Делал он это не для того, чтобы определить остаточную жизнестойкость древнего кирпича – ему и без того было понятно, что фундамент под дом придется закладывать новый, а для того, чтобы укротить угнетавшую его душу досаду: ему с похмелья не хотелось работать, тем более под дождем. Обойдя дом, он остановился у крыльца, еще раз хмуро посмотрел на небо, сплюнул в сердцах под ноги и, наконец, крикнул шоферу:
– Разгружай!
Самосвал заурчал, кузов стал медленно опрокидываться, из него в грязь посыпался желтый песок.
В тот день начался капитальный ремонт дома, когда-то, как утверждал Сеня Петухов, выстроенного солдатами генералиссимуса Суворова.
Плачинта появился на стройке в тяжелые для нее дни. Стены дома были уже разрушены, а горячие степные ветры, вновь разгулявшиеся здесь после дождей, до последней пылинки развеяли остатки штукатурки. В кучу гнилого хлама были свалены доски пола, двери и все то, что бригадир, уже знакомый нам крепыш в фуражке-восьмиклинке, демонстрируя профессиональную эрудицию, называл столяркой. Столярку пытались сжечь, но она не горела. Кроме песка, на стройке никаких необходимых для реставрации дома материалов не было. Одним словом, к тому дню, когда Наум Львович впервые пришел к месту своей будущей работы, строительная площадка, искалеченная следами радикальных разрушений, не была отмечена ни одним признаком созидания.