– Я бы на вашем месте, товарищ старший лейтенант, послал туда людей. Чтобы проверили, нет ли там раненых, которые нуждаются…
– Вы воевали в ту войну? – перебил Хаустова ротный. – Молчите… Я бы на вашем месте тоже больше помалкивал. По тому, как вы держали бинокль, можно понять многое. Так воевали или нет? Уверен, что не в Красной Армии. А, ваше благородие? Ладно, идите. Только смотрите, боец Хаустов, если что, в гриву-душу, собственноручно… – И Мотовилов похлопал по тяжёлой кобуре ТТ.
– Это вы напрасно. Я на фронт пошёл добровольно.
– Ладно, Хаустов, поговорим после боя. Вон, посмотрите, идут. Недолго ждали. – И, опустив бинокль, крикнул: – Рот-та! Приготовиться к бою! Командиры взводов, ко мне!
Там, в конце сжатого поля, куда уходила дорога, по которой сюда пришли и они, оседлавшие, как пишут в боевых донесениях, стратегически важную коммуникацию, а попросту просёлок, показалась голова колонны.
– Хаустов, – окликнул Мотовилов Хаустова уже в спину, – вы о нашем разговоре… И о том, что немец рассказал, тоже помалкивайте. Не надо этого людям знать. О наличии у противника танков и прочее…
Хаустов кивнул.
На душе у Хаустова было смутно и легко одновременно. Вот он, бой, уже коснулся его своим жестоким в своей неизбежности ветром. Вот он, противник, который отнял у него сына и который угрожает его жене, внуку, невестке, Москве, родной земле и всему тому, чему он служил всю свою жизнь. Хаустов протискивался по узкому ходу сообщения, помогая себе руками. Он спешил занять свою ячейку, которая без него пустовала, и думал только об одном: только бы не получить дурную пулю до начала боя. Когда-то давно, ещё в тех окопах и в ту войну, в первые же минуты боя близ города Станислава в Восточной Галиции, когда их полк ещё молчал, изготовившись, стоявший рядом с ним в траншее хорунжий из конной разведки получил пулю в лоб. Нет, нельзя умирать, не дождавшись схватки. Дожить, схватиться, а уж потом… Там – на чью сторону Бог укажет.
История профессора Хаустова
– Глебушка, – сказала ему жена на вокзале, – ты только не забывай менять носки. Береги ноги.
– Конечно, Маша, конечно, – как мог, успокаивал он жену, стараясь уже не дотрагиваться до неё, потому что прощания и объятия были позади, началась уже новая страница его жизни, война, поход, и обо всём, что окружало его до этого, предстояло забыть. Он знал, что такое война и что такое оставлять где-то за спиной любимого, родного человека.