– Эй! Идите к нам! – тёплые ладони
схватили его, утягивая в водоворот танца. Он не помнил, откуда в
руке оказалась откупоренная бутыль. Ну и плевать, что выглядит
смешным! На то он и праздник, чтобы смеяться и веселиться!
Туман у остывшей земли сгустился
настолько, что было видно не дальше выдоха. И тишина поглотила
отдалённые звуки мало-помалу затихающего праздника. Только увядшая
трава ломко хрустела под ногами.
– Что молчишь? – спросил парень. – О
чём думаешь?
– Так. Ни о чём, – тихонько ответили
ему.
– Странная ты какая-то.
– Обычная.
– Если б! Будто в воду опущенная… –
он запнулся о кочку.
– Под ноги смотри.
– А что толку? Гляди, не гляди – всё
одно. Ишь, темень наползла.
– Жалко, небо затянуло, – согласилась
Мая. – Ясное оно в это время звёздами усыпано, даже луна им не
помеха.
– По мне – их всегда одинаково, чтобы
пересчитывать.
– Нашёлся счетовод! Все и целой
деревней никогда не сосчитать, а самые мелкие и глазом не
различить.
– А чем большие не нравятся? Вон как
та, например, – указал довольный, что она немного оживилась, юноша
на мерцающую точку в протаявшей среди мглы лужице небосвода.
– По которой моряки находят
дорогу?
– Ну да. Этот наш учёный всезнайка,
вроде, рассказывал. Только тебе зачем, когда и моря-то не
видала?
– Откуда знаешь? Может, видела.
– В мечтах?
Девушка не ответила, хотя ей
почему-то казалась, что знает, как с шумом разбиваются о борт
солёные громады в барашках пены, не только из книжек или по
картинкам. Но если это и было когда-то, то очень-очень давно. И
была она совсем маленькой, чтобы теперь вспомнить.
– Замёрзла? – поинтересовался
Мартин.
– Немного, – призналась Мая.
– Смотри, стожок. Давай
погреемся.
– Спать хочется. Мне домой надо. Уже
почти пришли.
– Жаль. Значит, не успею сказать
самое главное.
– Говори здесь.
– Не посреди же дороги. Ещё сослепу
налетит кто-нибудь. Мы недолго… – потянул он её за руку, и она
подчинилась, всё ещё готовая в любой момент улизнуть. – Сейчас,
выроем тебе норку, – разгрёб ямку в душистом сене. – Давай,
устраивайся. Хоть немного теплее будет. А то даже в меху дрожь
пробирает, особенно на тебя, красавицу, глядя.
Ей было непривычно видеть его таким
заботливым, и слышать учтивые речи. Ещё летом, когда заглядывала к
ним, собирая стадо, он обзывал её «королевой скотного двора» и
«принцессой-пугалом». Мая не сильно обижалась, половина слов в этих
прозвищах символизировали недостижимую мечту девчонок её возраста.
Зато от родителей, людей трудолюбивых, ему не больно, но попадало –
чаще в виде подзатыльника – поскольку те знали, какими усилиями
приходит достаток, и считали, что негоже насмехаться над чужой
бедностью. Прежде он не был её близким другом. Девочка относилась к
нему, как и ко всем мальчишкам. Могла поколотить на переменке за
то, что обижал малышей, а потом сама предложить помощь в решении
заковыристой задачи. Когда вступающие в пору юности одноклассницы
все как одна вдруг принялись сохнуть по красавцу, она и не подумала
к ним присоединиться. Что общего могло связать сироту-пастушку и
самого завидного жениха на деревне? Только сегодня, пока он
описывал бесконечные круги перед девчонками, мучительно выбирая
себе пару, на минутку размечталась… Он тоже никогда не выказывал к
ней особого интереса. А теперь вдруг!.. Почему раньше не примечал?
Чумазую и латанную?! А тут принарядилась, расчесалась! Хотя, в
школу также старалась заявляться опрятной, насколько позволял
скудный гардероб. И нынешний наряд не самый богатый среди
соискательниц. Выходит, не в платье дело…