— Яв’вис’сь, — скомандовал я. Змей не заставил себя ждать.
Со звонким треском заработал механизм, спрятанный за лицом
старика, опуская вниз челюсть, откуда вырвалось чудище. Василиск
был огромен, длинною в пятьдесят футов бронированной чешуйчатой
туши. Чешуя обычного василиска схожа по прочности с драконьей,
имеет высокий порог устойчивости к магии. Параметры конкретно этого
экземпляра смело можно умножать вдвое. Единственное слабое место
твари — это голова и глаза. Хочешь смертельно поразить василиска,
бей по глазам, только сначала надо пережить его взгляд.
В отличии от сказок из Неверленда, взгляд Хогвартского василиска
действительно мог обратить в камень, поэтому я закрыл глаза и
сделал ставку на расширенное магическое чутье. Как раз вовремя.
Магический удар прошелся по невидимому барьеру, предусмотрительно
заранее активированному.
Вложив в голос больше магии, я приказал ползающей твари
подчиниться, с абсолютно нулевым результатом. Мои приказы, в
отличии от приказов Тома, василиск не замечал.
— Гх’лупец’с, боль’хше ник’хому не подчиняюс’сь!
Тело змеи натянулось как струна, готовясь совершить
стремительный рывок в мою сторону. Я не стоял на месте,
контратаковав телекинезом. Василиск ударился о невидимый
телекинетический барьер, забавно стекая на землю. Быстро
оклемавшись он предпринял вторую попытку убить меня, попытавшись
обвить моё тело кольцами и задушить.
Три бомбарды, запущенные в чешую твари, не нанесли особо вреда.
Справедливости ради, я больше экспериментировал, чем дрался
всерьез, но пора прекращать. Взмыв под потолок, я спрятал палочку
и, с двух рук, ударил громом Альзура. Ослабленная версия
заклинания, из-за того что я сотворил её не под чистым небом и
невербально, все-таки не пришлась по душе ползающей гадине,
серьезно повредив чешую в районе головы.
— Сдайс’ся и подх’чинис’сь, тогда я ос’ставлю’сс тх’ебе жис’знь.
— Подтачивая волю чудища, продолжал хлестать молниями, наблюдая за
тем, как корчится от боли, извивается и шипит древняя рептилия.
Каждое новое заклинание, срывающееся с моих пальцев,
сопровождалось ментальным ударом, ломающим волю твари. Пытку, после
которой василиск подчинится мне, я решил довершить изящным
ходом.
— Круцио!
Змей вертелся, как уж на сковороде, но всякому сопротивлению
приходит конец. Сломать можно любого, и магические твари не
исключение. Пытка круциатусом научила тварь покорности, и мой
последний приказ подчиниться подействовал как надо. Я почувствовал,
как меняется восприятие василиска. Гнев и непокорность сменялись
безысходностью и преданностью.