Путь мой лежал в Саус-Энфилд – крупный (по местным меркам) город
в горных районах Александрии, центр одного из южных департаментов.
Но жил я не там, а в Спрингтоне – небольшом городке, расположенном
в двухстах с небольшим вёрстах южнее, на берегу водохранилища.
Кузьма, Макис и Ахмет отправились со мной на одном поезде. Три
месяца назад мы, едва познакомившись друг с другом в призывном
пункте Саус-Энфилда, ехали воевать на север, а теперь возвращались
обратно. Вот только туда отправлялись почти тридцать человека, а
возвращались лишь мы вчетвером. Кого-то убили, кто-то выбыл из-за
ранения или по болезни, кто-то понял, что война – работа не для
него, и вернулся домой через неделю или месяц после того, как попал
на фронт. Были и те, кто остались.
Мы вчетвером заняли целое купе. Всю дорогу играли в карты, пили
и болтали о том, о сём. Кузьма и Максим вспоминали свои боевые
подвиги, о которых я слышал уже раз сто за время нашей совместной
службы, но деваться было некуда: на трое суток я оказался заперт с
парнями в одном вагоне, так что приходилось слушать в сто первый
раз.
Пейзаж за окном постепенно менялся: равнины уступали место
гористой местности. Дожди прекратились, и теперь солнце нещадно
пекло землю своими лучами. Все окна в вагоне были открыты, но это
почти не спасало от духоты. Мои сюртук и жилетка висели на крючке.
На такой жаре хотелось надеть шорты и футболку, но подобная одежда
тут ещё не вошла в моду, и джентльмену в общественных местах
полагалось вариться в костюме тройке. Мои сослуживцы поступили
умнее: они ехали в военной форме, которая была легче «гражданки» и
лучше подходила для жаркого климата.
На том же крючке вместе с одеждой висела кобура, в которой лежал
мой трофейный револьвер. У каждого из нас при себе имелось по
револьверу. Ношение огнестрела в Александрии было свободным, и
довольно много мужчин, и даже некоторые женщины предпочитали иметь
при себе средство самообороны.
Отнятый у графа карабин лежал в разобранном состоянии в бауле на
багажной полке. Карабин этот я вёз в качестве подарка. Мне
показалось, что им должен владеть более умелый стрелок, чем я.
За ужином мы немного выпили, и Максим начал вдруг интересоваться
моей жизнью. За три месяца службы нечасто выдавалось время
поболтать по душам, а когда выдавалось, я предпочитал либо молчать,
либо обходить стороной вопросы, касающиеся моего прошлого.