Воин в синей броне напал на меня и принялся махать двуручным
мечом, от которого я два раза увернулся, а третий – отбил клинок
предплечьем, и, сконцентрировав в кулаке энергию, ударил в глухой
шлем противника. Воин отлетел в груду кирпичей. Шлем его пошёл
трещинами. Тут на меня снова набросились двое бойцов в чёрной
броне, но я и в это раз раскидал их по углам. Третьего швырнул
через себя и кулаком вбил его в земляной пол, от чего доспех
треснул и замерцал.
Возможно, сражение продолжилось бы, но тут сквозь проломы в
стене ворвались пехотинцы и взяли на мушку воинов в магической
броне.
– Сдавайтесь, – велел я. – Бой окончен.
Боец в синей броне поднялся. Его шлем был покрыт сетью трещин,
несколько кусков отвалилось. Доспех исчез, и передо мной предстал
мужчина средних лет атлетического телосложения, одетый в чёрную
униформу, сильно отличающуюся от солдатской. Его лицо украшала
рыжая бородка. Мужчина окинул меня взглядом, в котором сквозила
надменность.
– Я и мои люди сдаёмся тебе, славный рыцарь, – объявил он на
чистейшем английском.
– Это разумный шаг, – сказал я. – Тогда добро пожаловать в плен,
сэр...
– Гамильтон, – представился воин. – Граф Уильям Гамильтон. А это
– мои рыцари, – он перечислил имена остальных. – Кому имею честь
сдаться?
– Александрийской армии. Моё имя значения не имеет.
После того, как мы взяли графа в плен, сражение закончилось
очень быстро, и остатки вражеской армии отошли к Тагфорду, что
находился в двух милях к северу от захваченного нами посёлка. Нам
же в качестве трофеев остались несколько единиц бронетехники и
артиллерийская батарея, брошенная англичанами при отступлении.
Я тоже получил кое-какие трофеи. Мне досталось оружие и
артефакты графа Гамильтона и его рыцарей. Но если от артефактов
толку не было, поскольку броня подгонялась под индивидуальные
параметры воина, да и заряжать их надо постоянно, то оружие меня
заинтересовало, особенно карабин с рычажным затвором и револьвер.
Ствольную коробку карабина и барабан револьвера украшали подобие
узоров, которые начинали сиять мягким красноватым светом, стоило
мне сосредоточить на них внимание.
Револьвер имел ствол не менее шести дюймов в длину, рукоятку из
слоновой кости и гладкий барабан, заряжающийся семью патронами
калибра .38. Карабин же был с рычажным затвором и подствольным
трубчатым магазином на десять «пальцев», как назывались здесь
удлинённые пистолетные патроны калибра .46. Гравировки на цевье и
прикладе оказалось столько, что оружию этому скорее подошло бы
место в музее, а не поле боя.