За спиной движение, девушка что-то открывает, вижу краем глаза, что духовой шкаф старой газовой плиты.
– Вот твой бумажник.
На подоконник передо мной падает мое портмоне, смотрю на него, потом на Агату, стоит рядом, руки сложены на груди в защитной позе. Красивое имя, как и сама она, сейчас, без грамма косметики, настоящая, но какая-то замученная.
– Также «Ягуар» сможешь достать? Скажу спасибо.
– Я не знаю ни про какой «Ягуар».
– Я думал, ты умная, а ты беспросветная дура.
– Хорошо, я дура. Дверь там.
Она указывает головой в сторону коридора, а я лишь улыбаюсь. Не знаю, чего я так долго с ней церемонюсь, вот прям нравится мне видеть на ее личике ярость и гнев. То, как она сверкает глазками и кусает губы. То, как она пытается врать, делая вид, как те обезьянки,что ничего не знает, не видела и не слышала.
– Может, у тебя память плохая? Так мы сейчас поедем в другое место, будем тебе ее освежать.
– Я никуда с тобой не поеду. Ты не имеешь никакого права, это незаконно, – смотрит испуганно, а я удивляюсь ее реакции.
– Мою тачку тоже было отжимать незаконно, а еще угрожать, направляя на меня ствол, было незаконно, а самое интересное, устраивать весь этот спектакль, что ты жертва и тебя похитили, вместе со своими дружками.
Начинаю повышать голос, волна гнева накатывает изнутри, медленно надвигаясь на нее. Это получается само, уже выработанная профессиональная привычка – давить, нажимать. Девушка насторожилась, отходит, упирается спиной в стену, смотрит, широко открыв глаза.
– Мне не нравится, когда из меня делают дурака и забирают мои вещи! А ты, танцулька клубная, будешь крутить мозги так же, как задницей со своими клиентами, вести себя, как шлюха…
Надвигаясь на нее, не успеваю договорить, как что-то горячее обжигает мою левую щеку. Да так неожиданно, что не успеваю отреагировать.
– Я не шлюха! И запомни это, а если не можешь запомнить, то запиши!
В ней столько ярости, что обдает жаром. Щека горит, сжимаю кулаки, веду головой, мы смотрим друг другу прямо в глаза. Нет, у меня нет желания ее ударить, я никогда этого не сделаю, пусть мне отрежут руку, если это произойдет. Но это я, благородный, сука, рыцарь, спецназ в отставке, а будь на моем месте какой другой урод, ведь огребла бы немедленно.
– Что? Ударишь в ответ?
Гордо вскидывает голову, а я даже теряюсь от такого. В серой дымке ее глаз уже различаются слезы.