– Это не то, чему я положил начало.
Я уставилась на него с открытым ртом.
– Ну да, технически ему положили начало Павел и Петр, но… мое религиозное послание содержало притчу о добром самаритянине. Самаритянин был язычником и в те времена смертельным врагом евреев… Как в наши дни члены «Аль-Каиды» для христиан. Когда грабители бросили еврея умирать, представители его религии прошли мимо него, жрец и левит. Только самаритянин ему помог – человек неподобающей религии и чужого племени.
– Ты говоришь, что религия ничего не значит?
– Если нет веры, религия не значит ничего.
– Я выбрала христианство и пытаюсь жить по этой вере.
Когда я это сказала, что-то произошло. Физическое тело Джесса осталось прежним, но он словно стал больше; глаза его сделались добрее, но пронзительнее.
– Madre, ты не христианка.
С тем же успехом он мог меня ударить.
– Почему ты так говоришь? Конечно же, я христианка! Всю жизнь я молилась и ходила в церковь, читала Библию. Всю жизнь, Джесс!
– Ты не веришь словам Христа и никогда им не верила.
– Ты оскорбляешь меня, Джесс.
– Ты приняла толкование людей и отвергла истинные слова Бога.
– Это не так. Я…
– Что может быть яснее чем «проси́те, и дано будет вам» [34]? Что может быть яснее, чем «любите врагов ваших» [35]? Что может быть яснее, чем «не заботьтесь о завтрашнем дне» [36]? Однако ты и другие, называющие себя христианами, отказываетесь действовать по этим убедительным правилам, потому что не верите в них.
– Нам полагается любить наших врагов, людей, которые пытаются причинить нам зло? Мы не должны защищаться?
– Только потому, что вы беспокоитесь, остаетесь при своем недоброжелательстве и не просите Бога разрешить ваши проблемы. Если ты поверишь и будешь на практике следовать словам Христа, у тебя не будет врагов.
– Что ж, как ты уже сказал, никто не идеален.
– Madre, сотни тысяч людей на земле всецело следуют этим словам, и жизнь их полностью отличается от жизни большинства – радость переполняет их.
– Сотни тысяч?
– Я должен изменить их число до сотен… тысяч миллионов. Ты поможешь мне? Ты будешь моим первым апостолом?
Моя блузка промокла от пота, сердце колотилось о ребра. Мертвый сын, которого я обожала, был жив. Он безжалостно расправлялся с моей верой – или недостатком ее – и требовал, чтобы я изменилась, не сходя с этого места. Он говорил правду. Я не верила. Я потерплю неудачу в том, что он от меня просит.