Делаю еще глоток, морщусь, потому что спек язык, и с любопытством иду за своей гостьей. Она уже в душе: цепляет края трусиков большими пальцами, немного приспускает и ведет бедрами. Ткань стекает по белоснежной коже, обнажая тугую высокую задницу.
— Поможешь? – Смотрит на меня через плечо, сбрасывая бретели бюстгальтера.
Отводит волосы со спины – и я просто столбенею.
У нее татуировка – почти на всю спину. Чернильная цепочка стекает с ключиц по позвоночнику, и нанизанные на нее два ловца снов застыли в совершенно фантастической динамике. Я подвигаюсь ближе, словно, блядь, загипнотизированный, и ловлю себя на том, что дую на эти перья на коже, в надежде увидеть их полет и мягкий перестук бусин на кожаных шнурках. Пальцы сами тянутся расстегнуть крючки, и последний клочок одежды на ней падает вниз. Слежу за его быстрым полетом – и натыкаюсь на еще одного ловца, на этот раз – на внешней стороне лодыжки. Рисунок меньше, нежно-розовый, какой-то совершенно девичий, на полном контрасте с тем, что растекся по узкой спине.
Пальцем повторяю линию чернил, обвожу контур сначала одного, потом другого круга, спускаюсь до копчика – и Снежная королева ныряет в душевую кабинку. Волосы намокают сразу: она откидывает их назад и подставляет лицо под струи.
«— Хочешь, твоим буду?
— Не хочу».
На хер.
Понятия не имею, сколько она торчит в душе, но я успеваю выхлестать обе чашки кофе, которые сварил и для нее, и для себя. В голове проясняется, и я даю себе клятвенное обещание больше никогда и ничего не брать из Сашкиных пидорских рук. Уже сейчас виски начинают пульсировать отголосками будущей боли. Как гроза: на горизонте уже режут молнии, но грома еще не слышно. На всякий случай закидываюсь двумя таблетками обезболивающих.
— Тебе нужен кот, - слышу голос в спину.
Снежная королева взбивает руками влажные после душа волосы. Уже одета и обута.
— Мне никто не нужен.
Она пожимает плечами, берет ключи от моего «Ровера».
— Я возьму. Утром водитель пригонит под окна.
Честно – мне вообще плевать. Днем радовался тачке, как ребенок, а сейчас как будто выжгло все. Хоть это проклятое «мамочка» перестало звенеть в ушах. Теперь там звуки вот этой сучки: сдавленный стон от оргазма, вибрация тонкого тела под моими пальцами.
Есть две правды, обе из которых я без сожаления собственными руками сбрасываю в пропасть на острые камни.