Но увы! Смолкли звуки анафинов, зовы труб, любовные песни, и глубокое молчание окружало Абен Хамета. Этот немой город сменил своих хозяев, и теперь победители отдыхали на ложе побежденных.
– Надменные испанцы спят в тех жилищах, откуда они изгнали моих предков! – гневно воскликнул Абен Хамет. – А я, Абенсерадж, одинокий, затерянный, никому не ведомый, бодрствую у входа во дворец моих предков!
И Абен Хамет задумался о людском жребии, о превратностях судьбы, о падении царств, о Гранаде, застигнутой врагами в ту минуту, когда она предавалась веселью, и внезапно сменившей гирлянды цветов на цепи. Перед его взором возникали ее жители, которые в своих праздничных одеждах покидали домашние очаги, словно беспорядочная толпа гостей в смятых нарядах, гонимая пожаром из пиршественного зала.
Эти образы и мысли все время теснились в голове Абен Хамета; исполненный скорби и сожалений, упорно обдумывая способы для осуществления замысла, ради которого приехал в Гранаду, он не заметил, как рассвело. Тут Абенсерадж обнаружил, что заблудился: немалое расстояние отделяло предместье, куда он забрел, от караван-сарая. Город спал, ни единый звук не нарушал молчания улиц. Двери и окна домов были закрыты, и только пение петуха возвещало беднякам о приходе нового дня трудов и невзгод.
Абен Хамет долго блуждал, отыскивая дорогу, и вдруг услышал стук отпираемой двери. Из нее вышла молодая женщина, одетая почти так же, как те средневековые королевы, которых мы видим на скульптурных группах в наших старинных аббатствах. Стройную фигуру обтягивал черный корсаж, отделанный стеклярусом, из-под узкой короткой юбки без складок виднелись тонкая щиколотка и прелестная ножка, на голову была накинута мантилья, тоже черная, скрещенные концы которой дама придерживала левой рукой под подбородком, так что получалось нечто вроде капюшона, оставлявшего открытыми лишь большие глаза да похожий на розу рот. Ее сопровождала дуэнья, впереди паж нес молитвенник, позади, на некотором расстоянии, шли двое слуг, одетых в цвета своей хозяйки. Прекрасная незнакомка спешила в соседний монастырь, откуда доносился звон колокола, созывающий к заутрене.
Абен Хамету показалось, что он видит перед собой ангела Исрафила или самую юную из гурий. Испанка с неменьшим удивлением смотрела на Абенсераджа, к чьей благородной внешности необычайно шли тюрбан, восточная одежда и оружие. Потом, спохватившись, она с особой, непринужденной грацией, свойственной женщинам этой страны, сделала чужестранцу знак приблизиться.