Вся прелесть утраченной родины, вся скорбь о ней, смешанная с высоким волнением любви, пронзила сердце последнего из Абенсераджей. Неподвижный, взволнованный, он в изумлении глядел на эту волшебную обитель; ему казалось, что он очутился перед одним из дворцов, описанных в арабских сказках. Глазам его представились легкие галереи, каналы из белого мрамора, окаймленные цветущими лимонными и апельсиновыми деревьями, водоемы, укромные дворики, а за высокими сводами портиков виднелись новые переходы и чудесные уголки. Между колонн, поддерживавших цепь небольших готических арок, просвечивала синева безоблачного неба. Украшенные арабесками стены напоминали восточную ткань, прихотливо вышитую невольницей, изнывающей в гареме. Каким-то томным благочестием, смешанным с воинственностью, дышало это необыкновенное здание, этот монастырь любви – таинственный приют, где мавританские короли вкушали земные услады, забывая о призывах долга.
Постояв несколько мгновений в изумленном молчании, влюбленные вошли в жилище былого могущества и минувшего счастья. Сперва они осмотрели зал Посланников, наполненный ароматом цветов и свежестью вод. Потом вышли в Львиный двор. Волнение Абенсераджа возрастало с каждым шагом.
– Если бы ты не преисполняла мою душу восторгом, – сказал он Бланке, – как горько было бы мне узнавать историю дворца от тебя, от испанской девушки! Увы, эти места созданы, чтобы служить убежищем счастья, а я…
Внезапно Абен Хамет увидел имя Боабдила, искусно вплетенное в мозаику.
– О мой король, – воскликнул он, – что сталось с тобою? Как мне найти тебя в твоей опустелой Альгамбре?
И на глаза молодого мавра навернулись слезы, исторгнутые верностью, преданностью и доблестью.
– Ваши прежние властители, вернее – короли ваших предков, были неблагодарными людьми, – сказала Бланка.
– Что из того! – ответил Абенсерадж. – Они были несчастны.
Словно в ответ на эти слова, Бланка ввела его в небольшое здание – истинное святилище этого храма любви. Ничто не могло сравниться с ним изяществом: сквозь его золотисто-лазурный свод, состоявший из сквозных арабесок, проникал свет, словно сквозь ковер из цветов. Посредине бил фонтан, рассыпая брызги, которые падали росою в алебастровую раковину.
– Абен Хамет, – сказала дочь герцога Санта-Фэ, – взгляните внимательно на этот водоем: в него бросили обезображенные головы Абенсераджей. На мраморе до сих пор видны пятна крови тех несчастных, которых Боабдил принес в жертву своим подозрениям. Так обходятся ваши соотечественники с мужчинами, соблазняющими доверчивых женщин.