Ас улыбнулся и протянул самому голодному монаху свою оставшуюся, практически нетронутую порцию еды, но был остановлен стариком.
– Ему дают ровно столько, чтобы он жил. А ты ему даёшь, чтобы он начал умирать.
– Почему? – удивился Ас. – От этой небольшой порции он не умрёт.
– Сейчас – нет, позже – обязательно, – строгим тихим голосом произнёс старик. – Этой подачкой ты укорачиваешь его жизнь, а я не желаю ни смерти ему, ни участи убийцы тебе. Поэтому положи тарелку на место и не вмешивайся.
Ас повиновался, и, опустив взгляд, постарался не смотреть больше на ребёнка, так как просящий взгляд собрата терзал ему душу, но воспротивиться указанию наставника он не посмел.
– Ты все-таки ещё молод и глуп, многого не понимаешь, – безапелляционно заключил старик, закидывая в рот очередной кусок мяса, – и потому я воздержусь от рекомендации наставнику – отпустить тебя в мир.
– Тогда я сбегу! – твёрдым тихим голосом ответил Ас.
– Тебя никто не держит, но это будет глупый поступок, утверждающий, что ты несдержанный эмоциональный юнец, – бросил старик и слегка отвернулся от собеседника, давая понять, что больше обсуждать эту тему не желает.
Трапеза в храме постепенно заканчивалась. Монахи, закончив приём пищи, вставали из-за стола и удалялись. Обед прошёл в полной тишине, впрочем, как и всегда. Через некоторое время в помещении остались только наставник с помощниками, да старик с Асом.
Мальчуган, так и не получив добавки, удалился последним, только, в отличие от остальных послушников, покинул трапезную в весьма разочарованном расположении неокрепшего духа, чего вовсе не скрывал. Но всем постояльцам, правда, за исключением Аса, который незаметно спрятал в рукав остатки недоеденного хлеба, это было безразлично. В храме все беспрекословно следовали установленным правилам, и если их кто-то нарушал, то неминуемо следовало наказание, после которого желающих воспротивиться установленному порядку больше не находилось.
И только Ас, будучи учеником своенравным и упрямым, на протяжении всего пребывания в храме успел испытать на себе, пожалуй, все наказания. Всякий раз он пытался доказывать свою точку зрения на практически все возникающие вопросы, и было редким явлением его неожиданное смирение с чужим мнением. С возрастом он, конечно, научился сдерживать порывы, так как подвергал сомнению любую услышанную укоренившуюся в умах людей истину, но до этого успел доставить немало головной боли и настоятелю, и его помощникам, и больше всего наставнику, который, хоть и скрывал, но всё же души не чаял в непокорном ученике.