Кричевская с порога заявляла, что пуфики для нее неудобны, для нее тащили стул, старуха усаживалась посреди зала, и начиналось представление. Длилось оно обычно часа полтора. К концу шоу магазин напоминал балетную студию после репетиции. Бледные до синевы продавцы, едва переставляя ноги, перемещались по залу, подтаскивая все новые и новые коробки с обувью привередливой клиентке, кто-то стоял на коленях, натягивая на полную ногу старухи туфельку, а Галина Георгиевна заранее кривила губы, разглядывая изделие немецких либо итальянских обувщиков.
Изредка, если Кричевская бывала в благодушном настроении, она покупала пару туфель. Но чаще всего старуха выражала недовольство работой магазина, и продавцы цепенели под ее леденящим взглядом, понимая, что премии в этом месяце им не видать. А Галина Георгиевна отправлялась пить чай с пирожными, которые, видимо, были какой-то из разновидностей аскетизма.
В первый же день работы, проведя четыре часа в торговом центре, вечером я намекнула Светлане, что человеку, которому угрожает опасность, не стоит ездить по таким многолюдным местам. На что бизнесвумен махнула рукой и напрямик заявила:
– Слушайте, Евгения, думаю, вы уже поняли – моей матери надо кого-то пожирать, чтобы чувствовать себя нормально. Пусть лучше это будут девочки из обувного. А не то мама примется за вас. Вы же этого не хотите, правда?
Следовало признать – Светлана была права. Поэтому мне оставалось только отбросить попытки изменить привычный распорядок жизни Галины Георгиевны и постараться обеспечить безопасность клиентки в непростых условиях ежедневных (и совершенно ненужных) выездов.
Подруг у Кричевской не было. Поэтому львиную долю ее жизни занимал шопинг. Сервизы и постельное белье, серебряные ситечки для чайника и льняные скатерти, фужеры богемского стекла и махровые пушистые халаты – все это Галина Георгиевна скупала в немыслимых количествах.
Самое удивительное, что приблизительно половина товаров на следующий день отсылалась обратно в магазины. Потому что в доме Кричевских и так было в избытке сервизов и скатертей.
Очевидно, это была своего рода психологическая компенсация за долгие годы скитаний, лишений и бедности, пережитых Кричевской за годы жизни с мужем-военным. Галина Георгиевна неохотно рассказывала о тех временах, но у меня создалось впечатление, что Сергей Кричевский был человеком крайне прижимистым и не позволял своей жене даже тех мелких дамских радостей, на которые она имела право. Так, однажды старуха обмолвилась, что много лет не могла себе позволить завивку в парикмахерской, а пользовалась набором пластмассовых бигуди, которые кипятила в кастрюльке.