Слон, на котором падишах восседал в украшенном драгоценными камнями седле, тоже почуял, что тигр близко. Он поводил крупной головой из стороны в сторону и тревожно скручивал хобот в кольцо. Акбар слышал, как позади него слоны, везущие стражников и слуг, также стали беспокойно переступать с ноги на ногу.
– Махаут[1], успокой слона. Стойте смирно, – прошептал он худому человеку в красном тюрбане, сидящему на шее слона.
Возница чуть стукнул слона позади левого уха анкусом[2], железным прутом погонщика. Почувствовав знакомый сигнал, хорошо выученное животное расслабилось и снова замерло неподвижно. Глядя на него, успокоились и другие слоны. Воцарилась полная тишина.
Превосходно, думал Акбар. Именно в такие моменты он сильнее всего чувствовал биение жизни. Кровь, казалось, звенела в венах, и было слышно, как стучит сердце, подгоняемое не страхом, но азартом. Ему не исполнилось еще и четырнадцати, но он уже убил несколько тигров, и этот поединок ума и воли, эта опасность и непредсказуемость охоты всегда возбуждали его. Он знал, что, покажись тигр внезапно из укрытия, успел бы вмиг вытянуть стрелу из колчана на спине и вложить ее в свой тугой лук с двойным изгибом – оружие, с которым на такого зверя вышли бы большинство охотников. Но Акбару было любопытно посмотреть, что может сделать огнестрельное орудие, особенно против такого чудовища, каким считали этого тигра. Он гордился своим умением стрелять из мушкета и, несмотря на протесты своей матери, гораздо больше времени тратил на занятия стрельбой, чем на учебу. Ну и что с того, что он не умеет читать, если при этом стреляет лучше любого из своих воинов?
Тигр затих, и Акбар ощутил взгляд его янтарных глаз, следящих за ним. Он медленно опустил стальной стол своего мушкета с фитильным замком, покрытый тонкой гравировкой, и пристроил его для упора на край хауды[3]. Падишах уже зарядил в ствол железную пулю, всыпал порох из своей отделанной серебром пороховницы на затравочную полку и проверил короткий тонкий фитиль. Мальчик-оруженосец, полуприсев возле него, держал горящую тонкую свечу, чтобы Акбар мог поджечь фитиль.
Довольный, юноша навел свой мушкет на самую гущу кустов акации, где, вероятнее всего, затаился тигр, прижал деревянное ложе ружья, инкрустированное слоновой костью, к плечу и вгляделся туда, куда указывал длинный ствол.