В исторических летописях можно было прочитать, что женщины знатных родов использовали фамильное лезвие только для того, чтобы вскрыть себе вены в безвыходной ситуации. Сохранить честь. Только никому ненужные друиды знали, кому могла достаться эта честь, кому была нужна такая мертвая честь. И вряд ли Шайла не расставалась с кинжалом именно для того, чтобы следовать всяким древним предрассудкам.
— Еще я слышал, в имении долго жил специалист по ножевому бою из Тира. Почему вы молчите?
Она спокойно продолжила разглаживать платье, внимательно изучая каждую темно-зеленую складку. Тишина в комнате готова была зазвенеть струнами пустоты. Шайла откинула голову на спинку кресла и, закрыв глаза, улыбнулась чему-то своему. Может быть, это были воспоминания, возможно, мысли о том, что ожидало ее впереди. Но сейчас с ней рядом находился тот, кто мог дать ответ.
— Нет, конечно. Шайла не писала тебе. Она получила такое же письмо. Может быть, и не совсем такое. Но в нем тоже говорилось о выборе. И я тоже получил послание подобного содержания. Без подписи.
Колдунья мгновенно очнулась, сжала подлокотники кресла.
— Ты тоже? И не сказал мне! Не сказал...
— Решение было принято. А вы, господин канцлер, легко ли вы приняли свое решение?
Его ответ прозвучал еле слышно:
— Мне было легче.
— Ах да, вы же влюбились.
Он влюбился? Но когда? В какой момент это произошло? И все его последующие поступки, все объяснялись только этим. Невозможно. Он влюбился. И что же?
В голосе итальянца можно было различить отдаленные раскаты грома.
— Мы не сможем вернуться в Академию, господин канцлер. Мы приняли свое решение и это решение...
— Теренцио, ты не имеешь права!
— Это решение оказалось неправильным. И теперь мир будет сходить с ума без нас.
Он влюбился. Нет, кажется, он пьян. Пьян настолько, что готов согласиться с этим словом. Он влюблен и сгорит в пламени ее волос. Сгорит не только он, сгорит весь окружающий мир. Сгорит все, что окружает ее. И это рыжее пламя, кажется, касалось его прямо сейчас. От этого пламени он бежал сюда, к этим людям. Но зря.