Пройдясь по улочкам и скверам «среднего города», я прибыл домой. Наш храм – воистину великолепное, по красоте уступающее лишь королевскому дворцу здание. Его величество благоволил ордену, ибо у нас не просто готовили солдат для защиты Дериона. Сюда приходили юнцами, а покидали – мужественными воинами-магами чистыми духом, сердцем и разумом. Кроме того, Орден Хранителей и Магистрат[7] были той самой силой, что следила за саблюдением мира между королевствами.
Недолго думая, я открыл дверь и переступил через порог, оказавшись в просторной зале под куполообразным потолком. В центре, на гранитном полу, блестящем при свете масляных лампад, стоял алтарь огня, на котором покоилась чаша с вечным пламенем. Оно не угасало, сколько себя помню. Дров не подбрасывали, масла не подливали, а все объяснения магистр храма сводил к магии. Впрочем, это не удивительно. В храме её было столько, сколько трудно сыскать во всём Алхалласе. Лишь в башне королевских магов её, возможно, будет поболее.
Всякий раз, когда я вглядывался в языки пламени, пляшущие над алтарём, меня охватывало странное и непонятное ощущение – чуждая мне тревога. Обычно, я спокоен. Но сейчас необъяснимое волнение вмиг затопило разум. Огонь, словно живой, звал меня, тянул ко мне невидимые руки. Сердце невольно застучало быстрее, отчего мне захотелось опрокинуть чашу и разнести алтарь вдребезги, но я сдержал себя, зная, что ожидает меня в этом случае. Нет, не плеть. И даже не виселица. А кое-что похуже: суровый и холодный взгляд магистра, долгие эниры медитации в качестве наказания с условием не покидать территорию храма. Уж лучше виселица! Все эти медитации всё равно ничего не меняли. Огонь мне не повиновался. Я помотал головой, прогоняя тревогу, и зов отступил, затихнув до следующего раза.
– Ты опоздал, Райсэн, – спокойный голос магистра Радения эхом отозвался под сводом купола. Не торопясь, он вышел из-за колонны, словно весь день меня подстерегал.
– Встречался с другом.
– Ну и как прошла встреча? – словно гипнотизируя, спросил он. Одетый, как всегда, в красно-чёрный расшитый узорами балахон с капюшоном на голове, держа руки за спиной, он медленно подошёл и посмотрел мне в глаза. Как же не люблю этот буравящий взгляд!
– Неплохо, отец, – ответил я. Всегда называл его отцом, когда пытался его смягчить.