На сле́дующий день мы отпра́вились опя́ть на руле́тку.
Ба́бушка пря́мо наки́нулась на zero и то́тчас же веле́ла ста́вить по двена́дцать фридрихсдо́ров. Поста́вили раз, второ́й, тре́тий – zero не выходи́л. «Ставь, ставь!» – толка́ла меня́ ба́бушка в нетерпе́нии. Я слу́шался.
– Ско́лько раз проигра́ли? – спроси́ла она́ наконе́ц.
– Да уж двена́дцатый раз ста́вил, ба́бушка. Сто со́рок четы́ре фридрихсдо́ра проигра́ли. Я вам говорю́, ба́бушка, до ве́чера, пожа́луй…
– Молчи́! – переби́ла ба́бушка. – Поста́вь на zero и поста́вь сейча́с на кра́сную ты́сячу гу́льденов. На, вот биле́т.
Кра́сная вы́шла, a zero опя́ть ло́пнул, верну́ли ты́сячу гу́льденов.
– Ви́дишь, ви́дишь! – шепта́ла ба́бушка. – Почти́ всё, что проста́вили, вороти́ли. Ставь опя́ть на zero; ещё раз де́сять поста́вим и бро́сим.
Но на пя́том ра́зе ба́бушка совсе́м соску́чилась.
– Брось э́тот зери́шко к чёрту. На, ставь все четы́ре ты́сячи гу́льденов на кра́сную, – приказа́ла она́.
– Ба́бушка! Мно́го бу́дет; ну как не вы́йдет кра́сная, – умоля́л я; но ба́бушка чуть меня́ не приби́ла. Нечего́ бы́ло де́лать, я поста́вил на кра́сную вес четы́ре ты́сячи гу́льденов, вы́игранных вчера́. Колесо́ заверте́лось. Ба́бушка сиде́ла споко́йно и го́рдо вы́прямившись, не сомнева́ясь в непреме́нном вы́игрыше.
– Zero, – возгласи́л крупье́.
Снача́ла ба́бушка не поняла́, но когда́ уви́дела, что крупье́ загрёб её четы́ре ты́сячи гу́льденов вме́сте со всем, что стоя́ло на столе́, и узна́ла, что zero, кото́рый так до́лго не выходи́л и на кото́ром мы проигра́ли почти́ две́сти фридрихсдо́ров, вы́скочил, то а́хнула на весь зал. Круго́м да́же засмея́лись.
– Ба́тюшки! – крича́ла ба́бушка. – Э́то ты! Э́то всё ты! Э́то ты меня́ отговори́л! Пошёл вон от меня́!
– Проща́йте, ба́бушка, – поверну́лся я уходи́ть.
– Алексе́й Ива́нович, Алексе́й Ива́нович, оста́нься! Куда́ ты? Ну, чего́, чего́? Ишь рассерди́лся! Дура́к! Ну побу́дь, побу́дь ещё, ну, не серди́сь, я сама́ ду́ра! Ну скажи́, ну что тепе́рь де́лать!