— Надо будет поискать и подумать. Знаешь ли, такую не всякому отдашь.
— Главное чтобы не из особо чутких был человек, ко всем этим разговорам и прочему.
По сути, можно было бы отпустить Свету обратно. Всё, что хотел, я узнал, помочь с проблемой пообещал, а в наши разговоры с Иваном её посвящать нет никакой надобности. Только вот вспомнилась эта женщина в окне дома. Матушка капитана поди. Как бы не высекла по возвращению нашу горе-служанку. Так что пусть догадки Городецкого, зачем на самом деле я попросил меня сопровождать, только окрепнут.
В трапезном дворе “Ершистый Карась” я не был, но хаживал мимо и каждый раз глаз ложился на фасад, дворик. Всё вроде скромно, но ладно и по-домашнему, с уютом. Строение из сруба, со средними окнами и ухоженным садиком перед ними. Пышно цветут ромашки и ещё синенькие, в форме хоботка, что оплели специально для этого связанную решётку.
Про местного повара люди отзываются очень хорошо и я совсем было размечтался снова предаться насыщению, как подвалила ивановская банда, а с ними оказалась девушка. И стоило её разглядеть, застыл, словно замороженный. Слова и мысли вылетели из головы.
— Белый, ты не серчай, если чо, ладно? — выговорил Шмыга, пригибаясь, будто кто сейчас по шее даст. — Кажись, баба без памяти осталась, а у меня чот жалость взыграла. Слонялась туда-сюда, мыкалась к людям. Сукины дети бахромовские уже хотели в оборот взять, а меня, сука, злость взяла. Сгинет же.
Брат что-то ответил, а я с ожиданием ловлю её взгляд — той самой, кою спас в сарае, но она действительно не помнит. Смотрит спокойно, чуть с испугом. Может это и к лучшему.
— Брат, возьми под опеку, — тихо вымолвил я. — Я прошу.
Иван с удивлением поглядел и кивнул ребятам. Всей компанией мы вошли в просторный и хорошо освещённый зал “Ершистого Карася”.
Я, конечно, не сразу от такого поворота отошёл, всё косился на спасённую, словно ожидая, когда она вдруг всё вспомнит и уже другими глазами посмотрит.
— Себя помню с момента, как прибился к полку, — заговорил Иван, красноречиво склонив голову набок и рассматривая меня, — всякое было после, многому пришлось научится, но ты выпадаешь из этой… я бы сказал…
— Картины?
— Вот, из этой знакомой и ожидаемой картины жизни. Каждый раз удивляешь и я теряюсь в догадках, чего ещё ождать.