– Заодно загладит вину перед начальством.
– Какую?
– У него неприятности из-за лекций Анатолия Львовича Шанского, лекции Филозов разрешил, не спросясь на Литейном, не предупредив Смольный, да ещё читались сомнительные лекции в юбилейный год, в переполненном Белом Зале…
– Идеологический прокол.
– А после лекции кто разрешил Кешке покачаться на ресторанной люстре?
– Ой, Кешка всегда что-нибудь, не спрашивая разрешения, отчебучит!
– За ночь и Филозов многое отчебучил, себе же наворотил проблем: обломки разгребли и вывезли под его мудрым руководством, он, председатель комиссии, что будет исследовать и расследовать?
– И зачем же…
– Главное – следы замести, им всё до лампы. Кому подарочек к юбилею нужен в виде железобетонной свалки? Ко всему… Не слышали? Суслов, как назло, ехал этой ночью встречаться с избирателями Кировского завода, за ночь, пока главный идеолог храпел в салон-вагоне, из Смольного приказали убрать обломки. Ну-у-у, Филозов, после прокола с лекциями Шанского на воду дует, взял спешно под козырёк.
– В темноте…
– Прожектора привезли, Зимний дворец подсветки лишили.
– Комиссию заранее подставили?
– А себе сохранили свободу рук.
– Гениально!
– И кому теперь в комиссии отдуваться за мудрость Смольного и ночное Филозовское усердие?
– От производства – Салзанову, Лапышкову.
– Салзанов выскользнет, свалит на Лапышкова.
– Файервассер не привлечён?
– Ещё привлекут, Семён Вульфович идеально сыграет роль жертвы, – засмеялся Лёва, протирая кругленькие очочки, – кто от института в комиссии? Вроде бы Блюминг, Фаддеевский…
– Блюминг смертельно напуган.
– Эрин-то вовремя смылся, за полгода беду почуял.
– Вас, Илья Сергеевич, на комиссию не зовут как автора? – обернулась с улыбкой булочка, – вы бы нам потом рассказали правду, а то питаемся слухами.
– Я, Лидочка, к аварии не причастен, пусть расчёты проверяют, бракоделов трясут, это хороший признак, что не зовут, – болтал Соснин, прихлёбывая сладкий горячий чай; обычно шипение ламп, звонки, стук машинки навевали к этому времени дремоту, но сейчас, хотя плохо спал и не рассеивалась угнездившаяся ночью тревога, рад был отвлекавшему чаепитию, умиротворявшей, словно смотрел сквозь синее стёклышко, сочной заоконной голубизне.
Чтобы позабавиться он, как если бы его внимание поглощала тайна слипшихся на дне стакана чаинок, с серьёзной миной поручил Лёве срочное изготовление колерных листов для покойного сто тридцатого корпуса, когда Лёва, надевши очки, вылупился, как на свихнувшегося, Соснин, довольный произведённым эффектом, от души расхохотался, беспечно снял трубку зазвонившего городского телефона.