Знаете, я сейчас манерничаю в письме, а всё оттого, чтобы не разреветься – жалко тех восемнадцатилетних мальчиков, мечтавших о море, а получивших морскую болезнь под звуки самого нервного из всех человеческих арго. Словно как подросток мечтает о любви, а получает любовную болезнь – нет, не высокое страдание, а дурную “Венеру” – и как потом снова любить Любовь?
А ещё я все время хихикала, читая письмо, – вы смешно описываете даже то, от чего рыдать и ругаться хочется. Ругаться тем самым арго, если бы я им владела. “Потому что никто не может приказать нарушить технику безопасности. А вернее, приказать-то может, но слушать его нельзя” – это я запомню навсегда, Юрий.
Мне понравилась ваша правда – самая правдивая правда. И мне очень нравится тот восемнадцатилетний мальчик Юрка – он славный. И ещё – всё время хочется его накормить. Улыбаюсь.
А что с ним было дальше?
У меня сегодня тоже хороший день. Знаете, я всё время пытаюсь понять, почему так боюсь, когда со мной невероятно хорошо обходятся. Почему настороже, когда меня любят красиво и самозабвенно? Но это долгая история. Сегодня я читала Ваш рассказ и забыла о своих мучительных сомнениях и дилеммах.
Напишите мне ещё об этом славном мальчике.
«.
Мне стало легче – удалось тебя порадовать. Но занозой вонзился последний абзац, где ты боишься, когда с тобой хорошо обходятся. Не веришь в саму возможность такой самозабвенной любви? Боишься проснуться, полагая, что спишь? Мне кажется, я начал тебя понимать. Осталось только дозированно, словно лекарство, принять это знание. Броситься убеждать тебя, что нет, всё это возможно, что это та самая малость, что я могу и должен – так хочу – дать тебе? Нет, глупо – замкнёшься опять, и подобрать ключи к твоим новым замкам станет новой мечтой. Как же в таком случае быть? Наврать, что на самом деле я не так уж сильно тебя люблю, солгать, что не шагнул бы к тебе с крыши небоскрёба? Бред.
Выход пока оставался один – рассказывать тебе Юркой о Юрке. Ах, как я был рад, что он у меня есть, мой спаситель, мой мрачный туннель в твою сторону.
«О, как я рад, дорогая Ю, что и Вас посетил радостный день. Не знаю, боюсь подпускать к себе близко удовольствие собой как пособника вашей радости. Могу только тайно надеяться на своё причастие.
Я не знаю, что рассказать вам. Не знаю в лицо точные буквы, сочетание которых объяснили бы Вашу неуверенность от самозабвенности погружения в Вас влюбленного человека.