– Простите бога ради… – Я сглотнула и попыталась подобраться чуть ближе. Мигающий свет ламп уже изрядно нервировал. У меня был старший брат, и разбитых носов я в своей жизни видела немало. Хорошо бы приложить лед, только где же его в аудитории возьмешь? – Давайте я вам все же помогу, а?
– Нет уж, Романова! – прошипел преподаватель, прикладывая к разбитому носу платок. – Вы уже помогли! Так помогли, что даже представить себе не можете! Хватит! Не подходите, прошу вас.
Внезапно стало страшно. Ком Хен был нетипично высок, и рядом с ним я чувствовала себя букашкой, которую сейчас раздавят. Он смотрел на меня разъяренным, пронизывающим насквозь взглядом, от которого подгибались ноги и хотелось сбежать, что я и сделала. Я вообще не привыкла противиться своим порывам. Практика показывала, что они чаще всего самые правильные.
– Еще раз извините, – пробормотала я, подхватила сумку и бросилась к выходу, ударившись по пути об угол стола. Ойкнула, но даже не затормозила.
Вот уж чего я не ожидала от невозмутимого, немного странного преподавателя, так это того, что он погонится за мной.
– Романова, стоять! – крикнул Ком Хен настолько грозно, что я пискнула и припустила быстрее. Благо аудитория находилась на первом этаже и не нужно было спускаться по лестнице. Подозреваю, на высоких шпильках и негнущихся ногах крутые ступени я бы одолеть не сумела.
Я не понимала, что от меня нужно разгневанному корейцу, но твердо знала – ничего хорошего меня не ждет. В лучшем случае отправит в деканат объясняться, а мне нечего им сказать, кроме очередного и глупого «извините».
Наша погоня по коридорам привлекла внимание как студентов, так и некоторых преподавателей, и Ком Хен, обычно сдержанный, невозмутимый и, видимо, небезразличный к своему имиджу, сдался первым. Похоже, пристальное внимание ему было ни к чему, а мне уже стало без разницы, что обо мне подумают. Поэтому я, наплевав на куртку, оставшуюся в гардеробе, выскочила на улицу под проливной холодный дождь. Покрутила головой по сторонам и без приглашения нырнула на переднее сиденье «ауди» к Сережке Бехтереву.
– Ты не обнаглела ли, Романова? – Парень даже поперхнулся. Друзьями мы не были, да и приятелями, по сути, тоже, просто проучились два месяца в одном потоке и, естественно, друг друга знали, но не больше, поэтому я даже не обиделась на грубый тон, только сделала «глаза кота из Шрека» и взмолилась: