– Видимо, так сложились…
– Чем это продиктовано, – все так же медлительно и властно продолжал изливать свои сомнения Гитлер, – а главное, чем оно может быть объяснено?
…Шауб вдруг поймал себя на мысли, что Гитлер говорит сейчас точно так же, как говорил бы на его месте русский диктатор Сталин. Манера общения, манера демонстрации гнева и подозрительности русского обер-коммуниста настолько разительно отличались от обычных манер Адольфа, что не заметить этого подражания попросту невозможно. Причем впадал в это состояние фюрер всякий раз, когда просматривал смонтированный специально для него фильм о «вожде мирового пролетариата». А в последнее время он штудирует его все чаще, заставляя киномеханика ставки завершать этой лентой обычную фронтовую хронику. Что заставляет Гитлера вновь и вновь всматриваться в экранный образ фюрера большевиков – зависть, любопытство, стремление проникнуть в тайну его успеха, в таинство характера и психики? Многое Шауб отдал бы, чтобы получить ответ на этот вопрос.
– Кальтенбруннер, несомненно, предан вам, – поспешил заверить фюрера адъютант, по перечню фамилий уловив, к чему клонит этот разуверившийся в себе и людях, истощенный покушением и порожденным им нервным срывом вождь.
– Откуда тебе знать, Шауб?! – раздраженно проворчал Гитлер, который всегда болезненно реагировал на любые попытки заступиться за кого бы то ни было. Что, однако, никогда не отрезвляло адъютанта. – Тебе-то откуда знать?
Такое отношение к нему фюрера, конечно же, задевало самолюбие Шауба, но он давно успел убедить себя, что самолюбие с должностью адъютанта несовместимо. Во всяком случае, это не та должность, при которой он имеет право демонстрировать свою гордыню. Хотя и не скрывал, что, являясь одним из зачинателей национал-социалистского движения и пребывая в чине обергруппенфюрера, имеет право на какую-то более солидную позицию в рейхе, нежели положение полуслуги. Пусть даже и самого Гитлера.
Единственное, что удерживало Шауба от роптания, так это все отчетливей проявлявшееся в нем к концу войны чувство опекунской, почти отцовской ответственности за самого фюрера. А следовательно, за все величественное и в то же время хрупкое здание, которое Гитлер сотворил из Германской земли и германского народа и которое теперь уже с трудом, подобно состарившемуся, смертельно уставшему атланту, удерживает на своих согбенных, поникших плечах. Увы!.. согбенных и поникших…