– Говорят, поездка по окрестностям Восточного фронта произвела на вас неизгладимое впечатление.
– Справедливое замечание, господин рейхсфюрер.
Они прошли вдоль берега небольшого озерца и оказались посреди чашеобразной, почти первозданной по красоте своей низине, в которой каким-то образом вмещались: это родниковое, обрамленное двумя невысокими скалами озерцо, дубовая роща, поросшие мхом руины замка и заброшенная штольня старой каменоломни. Эту «Долину отрешенности», как назвал ее Гиммлер, водитель открыл для него еще прошлым летом, когда завернул сюда, чтобы помочь шефу утолить жажду. Три родничка, издревле питавшие озерцо, казались божественно прохладными и умиротворяющими. Руины и каменоломня навевали на философские раздумья о вечности и суетности жизни, а между шатром рощи и озерным плесом царила какая-то особая нордическая прохлада, совершенно отделяющая эту долину от издерганного, расплавленного зноем остального мира.
– И каковы же ваши прогнозы, редактор? – поинтересовался Гиммлер, отпивая с ладоней родниковой воды.
– Как всегда, мрачные.
– Как всегда, – задумчиво кивнул Гиммлер, однако в голосе его не послышалось ни осуждения, ни мстительности.
– Зато поездка помогла мне убедиться в том, в чем, собственно, я и так был убежден.
– Еще одно оригинальное признание.
Гиммлер остановился у гранитной, отполированной стихиями скалы, в которой отливалась голубизна озерного плеса, а в кварцевых зернах отражались лучи предобеденного солнца, и выжидающе уставился на д’Алькена. Лицо его оставалось при этом холодно-вежливым и смиренно-терпеливым.
– Мы, господин рейхсфюрер, допускали огромную ошибку, унижая и истребляя население оккупированных нами русских территорий. Подавляющее большинство его действительно ненавидело коммунистов и не желало возвращения советской власти. Будь мы осмотрительнее и дальновиднее – давно сумели бы превратить начатую нами войну в гражданскую войну России.
– Уверены, что таких было большинство, штандартенфюрер?
– Во всяком случае, потенциально. Речь идет о населении, которое изначально считало нас избавителями от коммунистических варваров, разрушивших тысячи храмов, истребивших в концлагерях десятки тысяч их земляков, сославших под видом кулаков в Сибирь наиболее трудолюбивую часть крестьян. Оставшееся население являлось нашим естественным союзником – это, на мой взгляд, бесспорно.