Да, фон Риббентропу были известны аргументы недоброжелателей. Основной из них – к услугам Скорцени и других диверсантов прибегали уже тогда, когда ситуация выходила из-под контроля министерства иностранных дел. Но ведь никто в рейхе, кроме аппарата министерства, и не заботился сейчас, чтобы контроль этот хоть сколько-нибудь усиливался. И вообще, когда в его присутствии в очередной раз возносили Скорцени, фон Риббентроп чувствовал себя человеком, которого пинком сошвырнули со спасительной иерархической лестницы.
«Политика рейха должна определяться министрами, а не штурмбаннфюрерами! – последняя, мстительная мысль, посетившая фон Риббентропа в минуты, когда в просторный зал „ситуационного блока” вошел Гитлер. – Только министрами, а не какими-то там штурм-банн-фюрерами! – сделал он ударение на той части слова, в которой слышалось „штурм”».
* * *
– Всем вам хорошо известно, – угрюмо произнес фюрер, усевшись в кресло во главе стола, – что регент венгерского престола Миклош Хорти не может больше вызывать у нас абсолютно никакого доверия.
Уже после того как приглашенные тоже уселись, Гитлер еще несколько мгновений стоял у своего кресла, и Скорцени обратил внимание на то, как сильно, как удручающе страшно он постарел. Серое лицо фюрера напоминало ему сейчас обличье только что старательно выбритого мертвеца.
А еще Скорцени заметил, что, прежде чем опуститься в кресло, Гитлер придержал правой рукой сильно дрожащую левую (точно так же, как это делал Власов на приеме у Гиммлера) и, как показалось Скорцени, бережно уложил ее на стол перед собой.
«А ведь он уже не в состоянии руководить рейхом! – поймал себя на страшной мысли Скорцени. – Нынешним, обескровленно воюющим, терпящим поражение рейхом эта телесная развалина руководить уже не в состоянии!»
Эта мысль показалась Скорцени настолько насущной и в то же время настолько чудовищной, что, испугавшись ее материализации, он нервно осмотрелся: не сумел ли кто-либо из присутствующих прочитать ее? А главное, не решится ли кто-либо прибегнуть к ее реализации?
«…Гитлера немедленно следует на какое-то время заменить, – уже менее агрессивно и настойчиво разворачивал он эту мысль. – Ему следует дать хоть какую-то, хоть короткую, передышку. Но кем заменить? И не с этой ли мыслью решались на путч полковник фон Штауфенберг и генерал-полковник фон Бек? Не с ней ли созревала в штабных генеральских головах вся их безумная „Валькирия”, погубившая цвет германского генералитета?»