Если идти к монастырю с Манглисской трассы от села Самадло, то, спускаясь по тропе, вьющейся по острию хребта, паломник выходит, наконец, к вершине, где стоит большой дубовый Крест. Он обязательно подойдет к нему поклониться, и здесь внезапно откроется путнику незабываемая картина: внизу огромная темно-изумрудная чаша крутых, покрытых девственным лесом гор, на дне ее, как перламутровая розовая жемчужина, монастырь – древний храм и рядом два небольших дома – жилища монахов. В чаще – покой, тишина, журчание ручьев, пение птиц, тихий, мерный ритм жизни, негромкая речь иноков. Иногда, в будний день, слышится строгая воинственная дробь била, в праздник – радостный перезвон колоколов, молитвенное пение доносится из храма, и опять – тишина и пение птиц. За краями чаши – один за другим, все выше и выше, как гигантские волны океана, застыли горные валы, на горизонте они превращаются в сплошную белую зубчатую стену: это покрытый вечными снегами хребет Дид-гори. Невозможно не прийти в волнение от этой картины. Затем паломнику предстоит спуск по круто сбегающей на дно чаши узкой тропинке. Если ты даже и не в первый раз погружаешься в нее, все-таки каждый раз опять какое-то непостижимое волнение сердца повторяется, как будто окунаешься в другой мир, как бы опускаешься на дно таинственного моря – там иное царство, иные законы, там иные жизненные ценности, там можно обрести великолепные жемчужины.
Эта чаша невидимо, но надежно охраняется! Это – уголок Божией Матери. Она Сама хранит этот островок счастья. XX век еще не посмел спуститься на дно чаши и завладеть ею, хотя и подступил довольно близко. На возвышенной стороне горы совсем недавно появились дачи горожан, а всего лишь в двух километрах от обители мир устроил для своих всегда развлекающихся и всегда безнадежно скучающих чад турбазу (она, впрочем, до сих пор не обрела постоянных владельцев и по большей части, как и дачи, пустует). Уже не так стал приятен вид гор, не так умиротворяюща долгая дорога к монастырю, проходящая теперь мимо строящихся дач. А ведь еще недавно здесь на протяжении восьмикилометрового пути встречался только один крестьянский домишко! Но покой обители все еще не нарушен – в этот святой оазис дерзкий и распущенный мир спускается довольно робко, сам, часто не зная, что привело его сюда, не понимая природы своей мучительной жажды, он все же стремится хоть немного утолить ее прохладой, тишиной и еще чем-то таинственным, что присутствует здесь, разлито, кажется, даже в воздухе.