- Знаешь, Яр, вот точно эта тварь когда-нибудь тебя сожрет.
- Ты про кого? – не понял я.
- Да вот про этого зеленого, - кивнул в сторону цветка завхоз. –
Постоянно ведь что-то хрумкает и чувствую на меня
засматривается.
- Так ты просто ешь поменьше, будешь костлявым и не аппетитным,
а то я смотрю вы с Батоном соревнуетесь у кого раньше ремень
лопнет.
- Это все Глафира. Стоп. Батон.
- Что Батон?
- Ну он же у тебя на гитаре дрынькает, петь любит и вообще
подкованный в этом деле котяра.
- Есть такое, - согласился я, почесывая вдруг страшно
зачесавшуюся шею. – Но одного Батона и твоего скрипача нам мало
будет. Тут уж впору объявления развешивать, ну или конкурс
объявлять типа: «Ало, мы ищем таланты».
- А почему бы и нет?
- Почему бы «нет» что?
- Ну конкурс.
В общем, мы дернули еще по бокальчику чая и обмозговали это
дело, затем почесали в затылках, опять наполнили наши «кружки»,
даже спросили мнения Семеныча (он даже снизошел до ответа,
качнув макушкой, видимо в знак одобрения), и наконец сошлись
на том, что мысль неплохая (да к тому же
единственная).
Отставив бокал в сторону, я поднялся и, выглянув из каморки,
крикнул:
- Батон!
Тишина и шелест листьев дуба.
- Батон, я в курсе что ты там, слышал, как ты на гуслях
брынькал!
Из ветвей медленно выдвинулась тушка Батона, повиснув вниз
головой словно большая упитанная летучая мышь.
- Батон, у нас тут конкурс музыкальный намечается, ты на
нужен.
Кот встрепенулся, навострил уши и тут же у него в лапах
появилась сперва гитара, затем гусли, которые через секунду
поменялись на укулеле, которая в свою очередь уступила место
барабану, который и стянул кота вниз на бренную землю. Плюх, сделал
Батон, бубамс-крях сделал барабан, приземляясь сверху и «поглощая»
немного ошалевшего от коварства гравитации кота. Я впечатал ладонь
себе в лоб и, проведя ей до подбородка, посмотрел на покачивающийся
инструмент верх которого неожиданно вздулся, с треском лопнул,
выпуская из своего нутра злобного лоснящегося чернотой монстра.
- Батон, кончай изображать из себя стриптизёршу и иди сюда.
Кот вздохнул, выбрался из барабана, снял с себя похожие на
лифчик остатки мембраны, и вытащив невесть откуда небольшую
гармошку, поплелся ко мне, наигрывая на ходу нечто унылое.
Пристроившись на диване рядом с потеснившимся Дорофеичем, он
растянул меха в последней грустной ноте и вопросительно посмотрел
на меня.