Сибэль неторопливо сложил все бумаги
в стопочку, стопочку убрал в папочку и с отчетливо видимым
отвращением на лице закинул ее в верхний ящик стола.
— М-да… все же стоило уничтожить мир
чисто для того, чтобы сейчас не заниматься бюрократией.
С этой стороны я мотивацию тиранов не
рассматривала!
Упырь встал, потянулся и вперил в
меня решительный взгляд.
Лапки похолодели.
— Хорошо, пойдем есть. И даже не
ограничимся сухариками.
Глядя на клыкастую улыбку мужчины, я
почему-то решила, что кормить будут явно не меня.
Но возразить не успела! Он шагнул к
креслу, сгреб меня в ладонь и закинул на плечо, а после широким
шагом вышел из кабинета.
Я вцепилась коготками в складки плаща
и отчаянно скользила, ибо накидку древнее умертвие надевало на
кольчугу.
В этот вечерний час в коридорах
Академии было мало зажженных светильников, но много отражающих
поверхностей.
Высокая фигура в багровом плаще, по
которому стелились серебряные волосы, поражала воображение.
Усугубляя впечатление о конце света, который непременно принесет
этот древний воин, за ним по пятам шла огромная, шипастая навь.
Я с испугом косилась на пляшущие по
стенам тени, превращающие ректора и его спутницу в поистине
кошмарных тварей.
Замуж отчаянно не хотелось.
Ну правда, зачем мне этот артефакт,
эти почести? Пусть упыря разводит на брак какая-нибудь другая дева!
Вот их тут аж четыре еще есть!
А мне уже совершенно не хочется этих
сомнительных подвигов!
Тем временем величественный ректор,
от которого шарахались абсолютно все встреченные нами существа,
спустился по лестнице и свернул в один из боковых коридоров.
Тут было темно.
Красные глаза нежити вспыхнули с
удвоенной силой, а я всерьез начинала подумывать о том, чтобы
начать молиться.
Тем временем в воздухе появились
какие-то совершенно новые, непередаваемо прекрасные запахи…
еды!
О святые деревья! Неужели это
прекрасное умертвие все же несет меня на кухню?
Я покосилась в сторону красных глаз с
некоторой любовью и благодарностью.
Через несколько минут мы вышли в
освещенный коридор, а после попали в просторную кухню, где
суетились домовые.
В центре стояла крепенькая, весьма
молодая темноволосая домовая и дирижировала поварешкой.
— Оп! — Взмах кухонной утварью, и нож
сам кромсает морковку, разделочная доска взлетает и опрокидывается
над сковородой, в которой уже шкварчало масло. — Ап!