– Это будет дома – я там остановился.
– В Коннозаводском собрании.
– Это что за учреждение?
– Так называется местный клуб.
– Но там нужно, вероятно, записываться?
– Конечно, но я состою членом, хотя очень редко бываю, но могу вас, если хотите, записать: идти мне все равно мимо.
– А поужинать вместе? – предложил Гиршфельд.
– Нет, благодарю вас, я никогда не ужинаю и дома у меня спешная работа… – отказался Шатов.
– Так будьте так добры, запишите.
– С удовольствием.
Гиршфельд последовал за Шаговым.
Они прошли бульварчик, вышли на Дворцовую улицу и повернули налево.
– Какие, видимо, прекрасные люди эти Шестовы… – прервал молчание Николай Леопольдович.
– Князь образцовый человек, один из типов вырождающегося, к сожалению, поколения… – серьезно заметил Шатов.
– Ну, и в их поколении тоже много было сорной травы! – вставил Гиршфельд.
– Но зато были люди, каких теперь нет – носители идеалов.
– Каких идеалов?
– Честности, стойкости и неподкупности убеждений и бескорыстной любви.
– Почва была для возрастания этих сладостей за спиною крепостной, рабочей силы, – сквозь зубы проговорил Гиршфельд.
Шатов не ответил ни слова.
– Он куда дряхлей на вид князя Александра Павловича, не смотря на то, что моложе… – вышел из неловкого молчания, после своей неуместной фразы, Николай Леопольдович.
– Он серьезно болен, – печально отвечал Шатов, – кроме паралича ноги у него болезнь сердца. Бывший с ним сегодня перед обедом припадок меня очень беспокоит. Я боюсь, что княжна Лидия Дмитриевна скоро сделается сиротою.
– Вы думаете?
– К сожалению, почти уверен.
Они дошли до ярко освещенного здания – это и было Т-ское коннозаводское собрание.
Шатов записал Гиршфельда в клубную книгу и простился с ним.
– Поужинали бы вместе? – снова предложил Николай Леопольдович.
– С удовольствием посидел бы с вами, если бы не спешная работа… – извинился Шатов и вышел из швейцарского клуба.
Николай Леопольдович стал подниматься по освещенной лестнице.