Технология власти - страница 2

Шрифт
Интервал


, есть партия лжецов и трусов одновременно. Вели владыки Кремля не считают свою партию таковой, то они могут легко это доказать: дать стране, наконец Конституцию с обеспеченными гражданскими правами, гарантированными свободами слова, печати, совести и признанием права нерусских народов решать свою судьбу по-своему… Я обещал в предисловии к первому изданию не реагировать на казенную критику диктатуры. Свое обещание я сдержал хотя бы по той простой причине, что казенная печать не осмелилась подвергнуть критике хотя бы один тезис книги, зато занялась критикой ее автора, как личности. Это вынуждает меня высказаться более подробно о методах, формах и целях «критического творчества» чернильных кули из КГБ. Сначала немножко об истории возникновения «Технологии власти». Эта книга была написана не на задуманную тему. Вот как это случилось.

Неожиданный успех моей первой книги о правлении Сталина («Sta-line au pouvoir», Paris, 1951), сразу же переведенной на другие иностранные языки, вдохновил меня на продолжение взятой темы. Я начал писать новую книгу о становлении сталинского режима, но уже в мемуарном плане, исходя из двух пунктов наблюдения: Москвы и Кавказа.

Едва кончил я одну треть новой книги, как в то историческое утро 6 марта 1953 года диктор немецкого радио с холодным равнодушием, будто речь идет о каком-нибудь обычном смертном, известил своих слушателей: «В Москве умер генералиссимус Сталин».

Странное дело, меня это сообщение тоже не «потрясло», ибо я почему-то считал, что Сталину назначена смерть с того дня, как объявили о его болезни. В тот же день я написал некролог в журнале «Свободный Кавказ», который я тогда издавал. Вопреки завету древних римлян я о покойнике говорил только плохое. Поэтому некролог вышел очень желчный: «Сталин, наконец, умер. Перестало биться волчье сердце и работать дьявольский ум. Ушёл человек, в котором не было ничего человеческого – ни души, ни любви, ни жалости. Холодная жестокость профессионального палача и звериный инстинкт самосохранения роднили его больше со звериным племенем, чем с родом человеческим.

Ушел человек, который обессмертил свое имя миллионами смертей самых человечных из людей в чекистских подвалах, сибирских тайгах, колымских рудниках, среднеазиатских песках и кавказских горах.