– А как же Клаус?
– Я буду видеться с ним. Как же иначе? В конце концов они оба – и он, и Ильзе – будут продолжать жить на мою зарплату.
– Что ж, тогда я могу с полным правом приехать к тебе вечером, – решила Маренн. – А сейчас пусть Ральф меня отвезёт. К тому же он сможет лишний раз увидеться с Джилл. Она ведь тоже отправится на работу только во второй половине дня.
– Я скажу Ральфу об этом, – Вальтер улыбнулся. – Мне кажется, что такая мысль ему понравится.
Вечером «королева» из рода Габсбургов снова была у Шелленберга, в том же жилом флигеле.
Постельное белье тонкого шёлка было прохладным, и Маренн казалось, что её обнаженное тело скользит по простыням, не сминая их. Ласка Вальтера, его объятия, поцелуи, ответный жар, охвативший её, – всё слилось в едином ощущении наслаждения и полной отрешенности от времени, от реальности, от самой себя. Языки пламени плясали в камине за полупрозрачным пологом кровати. Спутанные волосы Маренн временами закрывали этот вид, густыми прядями падая ей на лицо, но когда она отбрасывала их назад, желто-красные искры огня казались ей необыкновенно яркими, своим цветом отражавшими всю полноту испытываемых ею ощущений.
Когда страсть стала угасать, Маренн вдруг ощутила всю глубину и трепетность того чувства, которое испытывал к ней Вальтер, и сердце сжалось внутри так, что, казалось, остановилось. У неё перехватило дыхание, слезы выступили на глазах, но уже не от контраста цветов, а от ощущения счастья – полного, безмятежного блаженства. Он лег рядом с ней, она обвила рукой его шею, прижавшись лбом к влажному от выступившего пота плечу. Маренн и Вальтер молчали, боясь произнести хоть звук, чтобы не спугнуть то волшебное ощущение близости, которое оба испытывали. В камине потрескивали, догорая, поленья. В темном проеме окна крупными хлопьями падал снег, и снежинки выглядели оранжевыми, отражая последние отблески пламени.
– Мы часто бываем неблагодарными, сами того не понимая, – наконец произнесла Маренн, – Только много лет спустя вдруг осознаем свою черствость.
Она откинулась на подушки и посмотрела вверх, на тюлевый полог, собранный под потолком пышной розой.
– Ты о своей бонне? – спросил Шелленберг, лениво наклонился к небольшому столику у кровати и взял сигарету из пачки. Прикурив, передал её Маренн.