– Нет, Гриша, и не проси, – блокнотный листок сминает морщинистыми пальцами и с каменным лицом бросает его в урну.
Упертый, как баран. На что я только рассчитывал? Знал же, что из принципа мне откажет, еще и на дверь кивнуть не забудет. Мол, уходи, предатель. Сам заварил кашу, сам и хлебай гигантским половником.
– Для тебя ведь это копейки. И я же не просто так прошу, в долг, – предпринимаю последнюю попытку добиться отцовской помощи, но натыкаюсь на непроницаемую маску вместо приятного, пусть и высушено годами лица. Даже веко над его правым глазом не дергается, как это обычно бывает. Не человек, а чертов памятник непоколебимости русского духа!
Я в дерьме. Работники бастуют, ведь зарплату за прошлый месяц я им так и не выплатил, партнеры требуют неустойку за сорванные сроки поставки, а мой финансовый директор – раздутая от силикона предприимчивая блондинка Анжела – потягивает мохито где-то на лазурном берегу. С внушительной суммой, которую умыкнула со счетов фирмы за два часа до своего исчезновения.
– Мелочь, не спорю. Но вкладывай я свои деньги в сомнительные проекты, остался бы с голым задом. Как ты.
Вот теперь он улыбается и солнечные лучи, проникающие в кабинет сквозь кристально чистое окно, отскакивают от винир, которыми он хвастается при каждом удобном случае. То стоматолога расхваливает, распивая бренди с такими же успешными пенсионерами, то просто смеется, растягивая губы как можно шире. Выбить бы их. Хотя бы один, чтоб перестал прикидываться добряком.
– Так что, сынок, дорога тебе одна.
В банк. Который вряд ли рискнет связаться с идущим ко дну бизнесменом либо заломит бешеные проценты, и мне не один год придется пахать бесплатно. А ведь как хорошо начинал! Человеком себя почувствовал, мужиком, а не балованным сосунком с золотой ложкой во рту. Отказавшись от приличной должности в отцовской империи, так громко дверью хлопнул, что даже на первом этаже слышали. Через полгода машину купил, сам! Ремонт в квартире отгрохал, со временем и о строительстве дома задумался. Месяц архитектора терроризировал, пока проект двухэтажного особняка не стал идеальным. Таким, каким я его в голове своей видел…
– А ты, Григорий, как хотел? Тридцатка скоро стукнет, взрослый мужик уже. И не ты ли независимости хотел? Не сам ли от доли в моем бизнесе отказался? – встает, пряча руки в карманах брюк, и обходит стол, останавливаясь в нескольких шагах от меня. – А теперь про папку вспомнил! А когда я умолял не глупить, ты меня слушал? Когда мать, царствие ей небесное, со слезами на глазах просила из дома не уходить, ты ее пожалел? Нет! А на нет и суда нет!