Жили в хорошем районе, с видом на реку, на улице Никольской, 6 (тогда имени Розы Люксембург), в небольшой двухкомнатной квартире, 3-й этаж. Совсем недалеко от школы № 39, тогда «мужской», которую закончил в 1947 году. Учился прилежно, на пятерки и четверки, и очень любил уроки по литературе, которые вела Лидия Николаевна (фамилию, простите, забыл) – невысокая, худенькая женщина, поразившая нас всех в классе своей любовью и знанием предмета, умением просто передать таинство и душевность словесного творчества. Может быть, потому и выбрал я, еще не зная, кем хочу быть и буду, филологию в качестве будущей профессии, ни с кем по этому поводу не советуясь ни дома, ни в школе. Случай с сочинением на выпускных экзаменах, который я привел-рассказал в предыдущей главе, на симпатии к литературе никак не отразился, как, кстати, не изменил и моего доброго отношения к школе. Понравился мне и николаевский яхт-клуб, где я научился стильному плаванию, так что дважды, в 1945 и 1946 годах – в Днепропетровске и Львове, стал призером на двух юношеских дистанциях – на 100 м «баттерфляй» и 200 м «брас-спина» (была такая стилевая дистанция). Если к сказанному добавить мое увлечение художественным чтением, успех на республиканской олимпиаде в Киеве (в феврале 1945 года), то своим отрочеством я доволен и мог бы даже похвастать. Но тогда я этим малопочтенным свойством еще не был тронут, да и сосущее чувство голода заметно охлаждало пыл и радость от любых творческих удач и побед…
Вступление в пору юности произошло внешне незаметно, поставив меня, «маменького сынка», перед массой непредвиденных обстоятельств и проблем, с которыми до сих пор иметь дело не приходилось. Скажем, пришлось добиваться приема у ректора университета, карауля его на выходе из квартиры; неоднократно добивался приема и доказывал членам приемной комиссии свое право на зачисление в штат студентов, не имея никаких «связей» и опираясь лишь на сочувствие и поддержку друзей. Но, странное дело, в «недемократичной» советской системе, ныне обличаемой и третируемой кем угодно и по любому поводу, тогда достучаться до правды и сердца власть держащих было несравнимо легче и проще, чем при нынешней «якобы демократии». Мое упорство в доказательстве своей правоты было вознаграждено зачислением на первый курс филологического факультета (русское отделение), правда, не Киевского, а Одесского университета имени И.И. Мечникова, куда и были направлены соответствующие документы. Это произошло без «блата», свершилось моими усилиями и нервами, без участия родителей, которые узнали об этом «постфактум». Так началась моя самостоятельная жизнь, и довольными были все: родители тем, что я у них рядом, «под боком», а я тем, что живу и учусь в Одессе, которая мне сразу и на всю жизнь понравилась, и рядом, на «украинском отделении» того же факультета, училась девушка, с которой я «дружил».