Белые – это «Путеводитель по Чикаго», а рядом – «ГУЛАГ» Энн Эпплбаум (интересно, что Америка впервые оказалась так близко к ГУЛАГу) плюс Словарь польского языка, который мне когда-то вручила мать, как какую-то великую ценность, и поэтому я не могу его выкинуть, хотя все уже давно можно найти в интернете, потом идут поэт Бачиньский и «Радость секса» и сразу вслед за ними – «Цифровая крепость» Дэна Брауна.
Голубые: де Мелло «Молитва лягушки» и «Три повести» Анджеевского, «Словарь мифов и традиций» Копалиньского и дурацкие «Пятеро детей и чудище» Несбит («ведь ты так ее любил, когда был маленький!»), потом пособие «Учимся ходить под парусом», которое досталось мне от Джери, – я и по сей день не понимаю, как можно научиться ходить под парусом по книге?
С этой книжкой, кстати, у Марты были проблемы, я помню, потому что желтые буковки на корешке нарушали весь ее порядок.
– Или ее нужно в желтые, как ты думаешь?
Я никак не считал.
Просто тихо офигевал.
Я считал, что этот ее так называемый порядок – полный идиотизм и что теперь никто никогда не сориентируется, где какая книга. Кроме нее, конечно, но женщины – это особая статья. Тут и говорить не о чем.
В оранжевых стояли Орфографический словарь и один том Кофты, потому что второй том торчал в зеленых, – у него были зеленые буковки на корешке. Смотри, человек, и ориентируйся.
А книга «Основания этики» Иоанна Павла II стояла рядом с «Воспоминаниями о монастыре» Жозе Сарамаго – потому что черные обе. Интересно, это соседство радовало авторов?
– …Как думаешь?
А никак.
– Прости, мам, я задумался и не слышал твою последнюю фразу, – соврал я гладко – точнее, сказал часть правды, это отличный способ общения с женщинами.
– Я спрашивала, ты действительно не хочешь, чтобы я пришла?
Если она придет – я убегу из дома.
– Нет, мам, понимаешь, это такая мужская вечеринка, будут только ребята…
– А Марта? – подозрительно спросила матушка.
– Марта… она уехала… – устало ответил я.
– В твой день рождения?!! – в голосе матери послышалось такое безграничное возмущение, смешанное с презрением и отвращением к женщине, которая посмела оставить ее сына в столь знаменательный день, что мне даже сделалось приятно.
Я не сказал матушке о Марте до сих пор, как-то случая не было, а потом – не мог же я рассказать ей, почему выгнал Марту из своего дома.