– Нет, спасибо, – ответил я. – Я вчера не много выпил.
– Мы вот как-то с тестем тоже «не много выпили», – захохотал таксист и проехал на желтый свет. – А проснулись под Вроцлавом, в скором поезде. Так что я уж, пан, понимаю – сам любил в молодости покуролесить и повеселиться, это сейчас у меня сахар повышенный, так что следить надо – но я своего-то не упустил, это я молодость свою имею в виду.
– Я выпил не так много, – повторил я и почувствовал себя так, как будто за рулем такси сидела моя матушка.
– Слушайте, пан, возьмут у вас анализ крови – и кирдык правам аж на год. А я на Магдаленку могу поехать за сотню, и вы будете спать спокойно. А то явно ведь ночью-то не выспались. Ну?
– Да нет, – ответил я и увидел, как выражение лица у него становится мрачным.
– Нет так нет. Неволить не буду. Но ты, пан, подумай. Крепко подумай. У тестя моего как-то раз все права забрали. Одни у него забрали на целый год – а ведь он только пару пива и выпил, а вторые права забрали у него почти сразу потом, во время облавы в Воломине. Случайно. Это, знаете, несчастный случай. Чтобы двое прав – да в один год!
– У него фальшивые были?
– Да что вы, пан, как можно? А вы что, из полиции?
– А похоже? – спросил я с готовностью.
Он снова захихикал.
– Да нет, вообще не похоже. Больше уж тогда на беглого преступника – потому что мокрый и неприглядный такой. Я не настаиваю – но за восемьдесят бы отвез.
– Спасибо, но нет.
– Ну, это уж как хочешь. Я как лучше хотел, – ответил он и замолк, обиженный, наверно, потому что снова повернул зеркало на место.
Варшава этим ранним утром была еще совсем пустая.
Я откинул голову на подголовник и стал смотреть в окно.
Мир вокруг был удивительным: кто-то спал, а кто-то уже просыпался, в окнах зажигались огни, неравномерно, как будто кто-то случайно нажимал на кнопочки в хаотичном порядке, трамваи мерили пустые улицы, морозная дымка клубилась вокруг фонарей.
Я закрыл глаза.
Уровень адреналина в моей крови постепенно приходил в норму, и пять минут покоя мне бы не помешали.
Открыл я глаза, только когда такси остановилось.
– Приехали, – услышал я. – Тридцать два.
Я охнул.
– Ночной тариф, – буркнул таксист.
Я подал ему сотню, одной бумажкой – единственные деньги, которые у меня были.
– А помельче нет у тебя?
Помельче у меня были. В той куртке, которую я не ношу, потому что не люблю ее: как будто меня кто-то серной кислотой в ней облил. Но я текст, который сейчас последует, прекрасно знал – сейчас начнется: «У меня мелких нет» – расчет на то, что не будешь мелочиться и махнешь рукой на сдачу.